«Калахари»: курсы машинописи для мужчин
Шрифт:
Убрав машинки в шкаф, она спрятала деньги в сумку и пошла домой. Она шагала по грунтовой дороге мимо маленьких домов с освещенными окнами — в них, как в рамке, можно было наблюдать картины повседневной жизни. Дети сидели за столом — одни прямо, внимательно глядя перед собой, другие — развалясь и глядя в потолок; родители раскладывали еду по тарелкам; в одних комнатах висели голые лампочки, в других — цветные абажуры; из кухонь доносилась музыка; на ступеньках сидела девушка и пела песенку, которую мма Макутси знала с детства. Она остановилась в тени и начала вспоминать.
Глава 11
Мма Рамотсве едет в маленькую деревушку к югу от Габороне
Она ехала в белом фургончике. В открытое окно светило утреннее солнце, теплый ветер овевал лицо, по обе стороны от дороги тянулась равнина, мелькали серо-зеленые деревья и побуревшая трава. Машин было немного: грузовики; битком набитые микроавтобусы, вихлявшие на изношенных подвесках; грузовики с солдатами в зеленой форме, кричавшими каждой встреченной девушке; частные машины, спешащие в Лобаце по им одним известным делам. Мма Рамотсве любила дорогу на Лобаце. Многие дороги Ботсваны пугающе длинны, особенно дорога на север, во Франсистаун — прямая полоса, которая бежит вперед и, кажется, никогда не кончится. От Габороне до Лобаце, напротив, немногим больше часа езды, и оживленная дорога не дает скучать.
Дороги, размышляла мма Рамотсве, это витрина страны. Поведение людей на дорогах говорит о национальном характере все. Так, на дорогах Свазиленда, по которым ей пришлось ехать два года назад, люди то и дело выезжали на встречную полосу и полностью игнорировали ограничения скорости. В этой стране даже скот ведет себя неосмотрительно, совсем не так, как в Ботсване. Коровы кидаются прямо под колеса, бросая вызов водителям. А все потому, что свази — горячие бесшабашные люди. Какие они есть, так они и водят. Тсвана более осмотрительны, они не хвастуны, как свази, и водят машину осторожнее.
Конечно, скот всегда проблема на дорогах, даже в Ботсване. Здесь каждый знает кого-то, кто столкнулся с коровой, или кого-то, кто знает такого человека. Эти столкновения плохо кончаются, к тому же, люди каждый год погибают от быков, которые сами набрасываются на машину и даже иногда вонзают в пассажиров рога. Вот почему мма Рамотсве не любила ездить ночью, а когда ей приходилось это делать, ехала медленно, вглядываясь в темноту, готовясь резко затормозить, если из темноты возникнет силуэт коровы или быка.
В пути хорошо думается, и мма Рамотсве рисовала в своем воображении различные картины того, как может обернуться дело. Чем больше она думала о мистере Молефело, тем больше им восхищалась. Людей обычно не волнуют старые грехи, они о них просто забывают, или намеренно — если можно намеренно забыть, — или позволив прошлому поблекнуть и изгладиться из памяти. Мма Рамотсве задала себе вопрос: должен ли человек хранить память о прошлом? — и решила, что должен. Прежде верили, что нужно помнить тех, кто нас покинул. Существовали особые ритуалы, напоминавшие о долге перед дедами и прадедами и перед их дедами и прадедами. Если не помнить своих предков, они зачахнут и умрут — разумеется, не здесь, а там, где они обитают. Где-то там, где их никто не видит. Так думает половина Ботсваны, а другая половина думает так, как учит церковь: после смерти ты попадешь на небеса — конечно, если заслужишь, — и там за тобой будут присматривать святые, ангелы и разные другие существа. Говорят, на небесах пасется скот, и это, наверное, правда. Белый скот с благоуханным дыханием и светло-карими глазами, священный скот, с неспешными движениями, который позволяет детям, умершим детям, кататься на своей спине. Какая радость для этих бедных детей, которые, быть может, не знали своих родителей, потому что слишком рано умерли; какое утешение для них играть с этим добрым скотом. При мысли об этом у мма Рамотсве выступили слезы на глазах. Она потеряла свою девочку, и где она сейчас? Она надеялась, что ее дочурка счастлива и будет ждать ее, когда она сама покинет Ботсвану и отправится на небо. Успеет ли до этого мистер Дж. Л. Б. Матекони назначить день их свадьбы? Она надеялась, что да, хотя он, похоже, не торопится. Если так будет продолжаться, они, возможно, поженятся на небесах. Наверняка это будет дешевле.
Но вернемся к мистеру Молефело и мма Тсоламосесе. Трудно было предположить, что скажет мма Тсоламосесе, узнав о том, что случилось много лет назад. Конечно, она рассердится и даже может пригрозить полицией. Наверно, мистер Молефело не подумал об этом, когда попросил найти мма Тсоламосесе. Он полагал, что дело можно будет уладить полюбовно, но что если мма Тсоламосесе напишет жалобу в местное отделение полиции, и им придется выдвинуть обвинение. Теперь, по прошествии стольких лет, это было бы странным, но мма Рамотсве не могла припомнить в уголовном кодексе Ботсваны ничего такого, что могло бы этому помешать. Она не читала уголовный кодекс Ботсваны от корки до корки; честно говоря, она вообще его не читала, но его можно купить в любом киоске за несколько пула. Она видела стопку этих кодексов и даже пролистала один из них, но не совсем поняла, что там написано. Трудности возникли из-за юридического языка; этот язык почти никто не понимает, кроме юристов. Все это очень хорошо, размышляла она, но неужели уголовный кодекс не может быть изложен проще и строиться на чем-то вроде Десяти заповедей? Если их чуть-чуть осовременить, они могли бы послужить прекрасным руководством в жизни. Все знают, что убивать очень плохо; все знают, что плохо воровать; все знают, что плохо прелюбодействовать и зариться на имущество соседа… Она заколебалась. Нет, не все. Многие об этом не желают знать, особенно сейчас. Она вспомнила детей, отвратительных мордастых детей, которых родители учат совсем другому. Люди с легкостью бросают своих мужей и жен, потому что те им надоели, мрачно подумала она. Если утром ты просыпаешься с мыслью, что, возможно, тебе встретится кто-нибудь получше, ты можешь бросить своего супруга. Очень просто! А потом продолжать в том же духе, бросая всех подряд. Если ты решишь, что тебе докучают родители, брось их! И друзей тоже. Они показались тебе слишком требовательными? Есть простой выход: брось их. Откуда это все пришло, удивлялась она. Не из Африки и уж, конечно, не из Ботсваны. Эти взгляды не имеют ничего общего со старой ботсванской моралью.
Но вернемся к мистеру Молефело и мма Тсоламосесе. Мма Рамотсве надеялась, что мма Тсоламосесе не обратится в полицию, не станет ворошить прошлое. И тогда она скажет ей, что мистер Молефело хотел бы принести ей извинения и купить новый приемник. Она не обсуждала с ним точных размеров выплаты, но он сказал, что деньги не проблема. «Я потрачу столько, сколько нужно, — сказал он. — Чистая совесть важнее денег. Деньги можно взять в банке, а чистую совесть нельзя».
Что ж, придется действовать по обстоятельствам. Скоро появится почти неразличимый указатель, а за ним поворот на тряскую дорогу, по которой нужно будет ехать до холма, и там на самом краю деревни — если описания верны, — стоит дом мма Тсоламосесе.
Перед домом сидела на стуле старая женщина и толкла кукурузу в деревянной ступке. Увидев белый фургончик, она отложила пестик и встала, чтобы приветствовать мма Рамотсве.
Они обменялись традиционными приветствиями.
— Думела, мма, — произнесла мма Рамотсве. — Вы хорошо спали?
— Да, мма. Я спала хорошо.
Мма Рамотсве представилась и спросила, не зовут ли ее собеседницу мма Тсоламосесе?
Женщина улыбнулась. У нее было открытое доброе лицо, и мма Рамотсве сразу почувствовала к ней расположение.
— Я мма Тсоламосесе, — подтвердила она. — Это мой дом.
Мма Рамотсве приняла приглашение сесть на деревянный стул, скрепленный полосками кожи. Он казался не слишком надежным, но мма Рамотсве знала, что традиционные стулья прочно сделаны и выдержат ее вес. Потом женщина зашла в дом и вынесла кружку воды, которую мма Рамотсве приняла с благодарностью.
Дом был средних размеров для такой деревни. Квадратный, аккуратно крытый соломой, с глинобитными стенами цвета охры. На белой входной двери виднелись следы собачьих когтей. Из-за того, что занавески на окнах были опущены, в доме было темно. Оттуда доносились детские голоса.
— Со мной живут двое детей, — пояснила мма Тсоламосесе. — Дочь моего сына, его жена уехала в Шаше ухаживать за матерью. И дочь моей покойной дочери. Я присматриваю за обеими.
— Как и многие женщины, — сказала мма Рамотсве. — Дети и снова дети, до самой смерти. Наверное, этим и должна заниматься женщина.
Мма Тсоламосесе одобрительно кивнула. Она внимательно смотрела на мма Рамотсве. Ее умный взгляд переходил с лица посетительницы на ее одежду, потом на белый фургончик и обратно.