«Калахари»: курсы машинописи для мужчин
Шрифт:
— Я всю жизнь смотрела за детьми, — продолжала мма Тсоламосесе. — С четырнадцати лет я нянчила ребенка старшей сестры. Потом у меня появились собственные дети, а теперь я стала бабушкой, моя работа продолжается. — Немного помолчав, она спросила: — Почему вы приехали ко мне, мма? Я очень рада вас видеть, но почему вы приехали?
Мма Рамотсве улыбнулась.
— Вы правы, я приехала сюда не для того, чтобы говорить о детях, — сказала она. — Я приехала поговорить о том, что случилось много лет назад.
Мма Тсоламосесе хотела что-то сказать, но сдержалась: хозяину полагалось дождаться, пока гость расскажет все сам.
— Насколько я знаю, ваш покойный муж работал в Управлении тюрем, — начала она.
— Да, — ответила мма Тсоламосесе. — Он был хороший человек. Он много лет работал в Управлении и дослужился до большой должности. Благодаря этому я получаю пенсию.
— Вы жили в Габороне около старого аэродрома? — продолжала мма Рамотсве. — И сдавали комнату студентам?
— Мы всегда так делали, — сказала мма Тсоламосесе, — чтобы сократить домашние расходы. Большого дохода это не приносило.
— У вас жил студент по имени Молефело, — сказала мма Рамотсве. — Студент Технического колледжа Ботсваны. Вы его помните?
Мма Тсоламосесе улыбнулась.
— Я прекрасно его помню. Он был очень хорошим мальчиком. Всегда таким опрятным.
Мма Рамотсве колебалась. Даже теперь, спустя много лет, нелегко сообщать о гнусном предательстве. Но ей придется это сделать. Приносить плохие новости — часть ее работы.
— Когда он жил у вас, — продолжала она, внимательно следя за выражением лица мма Тсоламосесе, — вас обокрали. Кто-то открыл окно и унес радиоприемник. Так?
Мма Тсоламосесе нахмурилась.
— Да. Такие вещи я не забываю. Это был очень хороший приемник.
Мма Рамотсве набрала в легкие побольше воздуха. Пора решаться.
— Его украл Молефело, — сказала она. — Это он взял ваше радио.
Поначалу мма Тсоламосесе растерялась. Потом наклонилась и погрузила пальцы в ступку с кукурузной мукой.
— Нет, — сказала она. — Это не он. Он жил с нами, когда это случилось. Вы ошибаетесь. Приемник украл кто-то другой. Наверное, один из заключенных. Жить рядом с тюрьмой всегда опасно.
— Нет, мма, — мягко возразила мма Рамотсве. — Это был не заключенный. Это был Молефело. Ему срочно понадобились деньги для… для одного дела. Вот он и стащил ваше радио и инсценировал ограбление. Он продал его за сто пула около железнодорожного вокзала. Вот как это было.
Мма Тсоламосесе бросила на мма Рамотсве недоверчивый взгляд.
— Откуда вы знаете, мма? Как вы можете говорить об этом, если вас там не было?
Мма Рамотсве вздохнула.
— Он сам мне сказал. Молефело. Он очень мучается — и мучился все эти годы. А теперь он хочет извиниться перед вами и купить вам новый приемник. Он хочет загладить свою вину.
— Приемник мне не нужен, — сказала мма Тсоламосесе. — Мне не нравится музыка, которую сейчас играют. Трень-брень. Сейчас не услышишь хорошей музыки.
— Это важно для него, — сказала мма Рамотсве и после небольшой паузы спросила: — Вы когда-нибудь делали что-нибудь плохое, мма?
Мма Тсоламосесе посмотрела на нее.
— Все делали, — ответила она.
— Верно, — согласилась мма Рамотсве. — Все. Но вам когда-нибудь хотелось исправить зло, которое вы совершили? Хотя бы один раз?
Наступила тишина. Мма Тсоламосесе отвела взгляд в сторону, туда, где поднимались холмы. Она сидела на стуле, обняв себя за колени.
— Да, — ответила она, — хотелось. Я это помню.
Мма Рамотсве не теряла времени.
— И так же чувствует себя Молефело. Почему бы не позволить ему принести извинения?
Мма Тсоламосесе ответила не сразу.
— Я согласна, — сказала она. — Это было давно. Хорошо, что он об этом вспомнил. Я не хочу, чтобы он мучился.
— Вы правы, мма, — сказала мма Рамотсве. — Вы поступили правильно.
Они еще немного посидели на солнце. Рядом лежали бобы, которые нужно было вылущить, и мма Рамотсве занялась бобами, пока мма Тсоламосесе толкла кукурузу — одна рука с шишковатыми суставами на пестике, другая на ободке деревянной ступки. Они выпили по кружке очень сладкого чая и почувствовали себя совершенно свободно в компании друг друга. Мма Тсоламосесе ничего не имела против извинений Молефело и согласилась с ним встретиться.
— Он был тогда юнцом, — сказала мма Тсоламосесе. — Его поступок не имеет никакого отношения к мужчине, которым он стал.
— Вы правы, — согласилась мма Рамотсве. — Он стал другим.
В дверях появилась босая девочка-подросток в поношенном зеленом платье и вежливо кивнула мма Рамотсве.
— Это дочка моего сына, — сказала мма Тсоламосесе. — Она мне очень помогает с малышкой. Принеси ее сюда, Кокетсо, пусть она посмотрит на мма.
Девочка зашла в дом и вернулась с двухлетней малышкой на руках. Она поставила ее на ножки и держала за руку, пока та делала неуверенные шаги.
— Это ребенок моей покойной дочери, — сказала мма Тсоламосесе. — Я говорила, что приглядываю за ней.
Мма Рамотсве, наклонившись, взяла девочку за ручку.
— Какая хорошенькая девочка, мма, — сказала она. — Она будет красавицей, когда вырастет.
Мма Тсоламосесе посмотрела на нее и отвернулась. Мма Рамотсве подумала, что, она, возможно, чем-то обидела ее, но не понимала чем. Правила вежливости требовали хвалить красоту внучки перед бабушкой. Не сделай она этого, ее могли бы обвинить в черствости.
— Унеси ее, Кокетсо, — сказала мма Тсоламосесе. — Наверное, она проголодалась. Каша стоит у печки. Можешь ей дать.