Кальдрон

Блэк Ниль

– Она оставила меня, – хрипит придавленный к земле другом парень и бьётся затылком о камни. – Продалась за побрякушки и видимость безопасности. Она даже не позвонила, она написала мне смс. Я даже разговора с ней, оказывается, не заслужил. Как можно говорить человеку, что любишь его, и оставлять его одного? – выбирается из рук друга и, не веря, смотрит на него. – Неужели она никогда меня не любила? – прикрывает грязными ладонями лицо Маркус, пряча за ними разбитую улыбку, и переходит на громкий хохот, пугая друзей. Матео сидит рядом, не в силах смотреть на сломленного друга, и обнимает прижатые к груди колени.

Маркус зарывается в землю пальцами, комкает, отпускает, повторяет. Нависшее на границе молчание давит на барабанные перепонки, заставляет

хотеть кричать, чтобы птицы с деревьев от истошного крика сорвались, чтобы эта проклятая тишина наконец-то была нарушена и доказала, что несмотря ни на что, они живы и у них еще есть шанс. Но все трое молчат, у двоих сердце кровью за родного человека обливается, у одного оно по швам расходится. Если бы от любви умирали, то Маркус бы умер, потому что то, что он чувствует прямо сейчас – живым не оставляет. Вот только любовь не убивает, она меняет: деформирует позвоночник, гасит звезды в глазах, погружая нутро в темноту, обрубает руки, которые после уже ни к кому не тянутся. Уходя, она опустошает человека, и везет тем, кому есть чем эту пустоту заполнить. Если ее не заполнить, не важно кем или чем, она человека сжирает, высасывает душу и превращает в очередной призрак, слоняющийся в толпе, который никогда не может ответить на простой вопрос "а что будет завтра?", потому что просыпаясь каждое утро, твердо уверен, что завтра не наступит. Маркусу есть ее чем заполнить, и именно эта цель не даст ему сдаться, и поможет вновь встать на ноги.

– В Кальдроне не будет безопасности, пока я её не установлю. Я не дам им спокойно спать и ходить по улицам, не оглядываясь, – цепляясь за друзей, поднимается на ноги Маркус. – Мы придём в их дома, заберём их имущество и души, мы объявим новый порядок, а пока вооружаемся, точим ножи. Мы выиграли битву, но не войну. Я не прощу ее, – смотрит в сторону Обрадо, а в глазах океан боли плещется. – Даже если разверзнется земля, обнажая ад и выпуская всех тварей наружу, даже если навеки остынет солнце, а с небес рухнут все звёзды, я не прощу ее.

Соледад

Месяц после переворота у «зверей» уходит на распределение полномочий и установление относительной стабильности. Учитывая слабость территории и возможные нападения желающих воспользоваться хаосом, парни вводят в Амахо режим чрезвычайного положения, и звери сутками патрулируют улицы. Помимо этого, Маркус приказывает ни с кем не церемониться, и пока не будет установлен абсолютный контроль, принимать жесткие меры. Официально у Амахо три главы, в народе их зовут трехглавым Демоном, а неофициально Амахо правит Эль Диабло. Через три недели после переворота руководителей зверей вызывают в Конфедерацию. Парни ждали приглашения, прекрасно понимая, что как бы Конфедерация не проигнорировала смерть Хьюго, она их без внимания не оставит. Они провели четыре часа в пути, чтобы на полчаса присутствовать на встрече с главой Конфедерации – сорокавосьмилетним Лео Тиаго. Грузный мужчина родом из Ла Тиерра и был избран руководителем Конфедерации четыре года назад. Срок Лео подходит к концу, и есть подозрения, что он не будет переизбран.

Лео поинтересовался делами в Амахо, послушал идеи парней, которые заверили его, что продолжат работать на благо района и всего Кальдрона. Лео объявил, что познакомит их со всеми остальными главами территорий, если им удастся навести порядок в Амахо и удержать власть, намекнув, что в случае конфликтов, они от него помощи могут не ждать. Более того, Лео предложил парням прислать в Конфедерацию нового представителя Амахо, взамен отозванного человека Хьюго, и напомнил о ежемесячной плате.

***

Маркус к себе домой с ночи убийства Хьюго не возвращался. В этом доме память о трех умерших людях, и если двое из них лежат на городском кладбище, то один живет в Обрадо. Маркус не звонит и не пишет Исе, и от нее ничего за месяц не получал. Он борется со своим зверем, который всё порывается найти девушку, но не для того, чтобы вернуть, а чтобы посмотреть в глаза той, из-за кого в Маркусе

ледники поднялись и каждую ночь под лавинами воспоминаний погребают.

Если бы это были проделки судьбы, то Маркус бы пошел против нее. Если бы она растащила, раскидала их по сторонам, он бы ее всё равно нашел, к себе бы пришил, но Иса сама ушла, греется у огня в Обрадо, а Маркус на огонь смотрит, но тепла не чувствует. Он объясняет себе, что ему придется пинцетом из себя по кускам ее доставать, раны зализывать, и он рад, что из-за свалившейся за одну ночь на него ответственности в виде целого района, у него практически нет времени думать о ней. Маркус Амахо ненавидит, засиживаться здесь не собирается. Тут на каждом углу его воспоминания поджидают, тут тени его сестры, отца и мамы по улочкам слоняются и так искореженное сердце мучают. Маркус даже от своего внедорожника отказывается, потому что, сев в него ещё на границе, он задыхается запахом Исы, сползает вниз на землю и, обхватив руками голову, пытается унять взрывающиеся там снаряды чужой нелюбви. Маркус не знает, от чего ему больнее: от того, что Иса его никогда и не любила, или от того, что ему сестру из себя никакими инструментами не вытащить. До Исы три часа пути, можно поехать, потребовать, чтобы она вышла, но что Маркус ей скажет? О любви молить будет? Маркусу такая любовь не нужна, он на границе еще решил, что у него нет больше сестры, нет девушки, нет сердца. Маркус не разлюбит Ису, это просто-напросто невозможно, и он прекрасно это осознает, но он заполнит дыру, оставленную в нем, своими целями, пусть даже отныне ему не с кем разделять победы. Любовь не всегда до конца остается и одно только счастье приносит, так бывает, жизнь случается. Маркус плотнее эту дверь прикроет, завалит сверху бетонной плитой, для достоверности «не подходить, убьёт» допишет и никогда больше о ней не вспомнит.

Звери оставили себе все имущество Хьюго, а Маркус временно обосновался в его особняке. Матео и Мо, дедушка которого скончался пару месяцев назад, тоже часто ночуют в особняке. Только Кристиан по-прежнему живет у себя, не желая оставлять брата одного и отказываясь вовлекать его с такого раннего возраста в дела картеля. Крис большей частью в разъездах или часами сидит в кабинете Хьюго и разговаривает по телефону. Он занимается сохранением клиентов, многие из которых, испугавшись новой власти, односторонне прервали старые контракты. Маркус, Матео и Мо заняты внутренним обустройством Амахо.

Сегодня парни только возвращаются со встречи в центре, как им докладывают о приезде Марии. Мо, который сильно устал, сразу поднимается наверх спать, а Маркус, разлив себе и Матео виски, приказывает проводить к ним девушку. Мария, которая все это время провела в больнице, а потом у своего друга, несмотря на то, через что она прошла, выглядит очень хорошо.

– Мы похоронили твоего отца, и явно не по доброте душевной, – осушает залпом бокал Маркус, пока Матео, так и не притронувшись к своему, разглядывает девушку.

– Это мой дом, – по слогам выговаривает Мария.

– У тебя нет ничего своего, – твердо говорит Маркус, – но мы оставили тебе жизнь, хотя ты покушалась на мою.

– И прострелили руку, – с обидой смотрит на Матео девушка, а тот и не убирает взгляд.

– Ты можешь начать новую жизнь, – говорит Маркус. – Забери все свои вещи, и можешь спокойно жить на территории Амахо.

– На что я буду жить? – зло смотрит на него Мария.

– Иди работать, – улыбается Маркус.

– И кем я буду работать? – возмущенно спрашивает Мария.

– Кем работали и работают наши мамы и сестры, – спокойно отвечает Маркус. – Чем ты выше их?

– Вы не понимаете, – вскипает девушка и сразу же осекается. – Я бы хотела поговорить с Матео.

Маркус молча поднимается на ноги и идёт к себе.

– Я знаю, что у нас не совсем правильно всё началось, – долго подбирает слова Мария, – и знаю, что ты на меня зол, но мы теперь квиты.

– Меня унизили, сломали руку, я унизил тебя и прострелил твою, ну да, мы квиты, – облокачивается о колени парень.