Калейдоскоп жизни
Шрифт:
Порой кажется: времена средневековья оставили на фронтоне каждого бюргерского дома нечто вроде виселицы. В том месте, где сходятся скаты крыши, непременно видишь торчащую из стены балку с крюком. Почему-то вспоминается картина «Утро стрелецкой казни». Однако балки имеют сугубо бытовое применение. Лестницы в старых голландских домах настолько круты и узки, что по ним нельзя втащить наверх мебель. Гроб с покойником тоже спускают на веревке из окна.
Голландцы живут настежь. Им свойственна привычка ничем не занавешивать свои тщательно промытые окна. Жизнь семьи открыта взорам с улицы. Никаких ставней, никаких портьер. Нет даже прозрачных занавесей. Зеркальное стекло, а за ним, словно в витрине,
Если бы я сел в Амстердаме за руль, то наверняка в первый же день свалился бы в канал. Поначалу мне казалось, что здешние водители слишком жмутся к домам, оставляя свободной проезжую часть. Лишь потом понял: ездить здесь приходится по узким неогражденным набережным, а серединой улиц служит вода, текущая почти вровень с берегами.
На узких амстердамских улицах с автомобилями успешно конкурируют велосипеды. Часто видишь: человек подъехал на машине, хлопнул дверцей, пересел на прислоненный к фонарному столбу велосипед и углубился в переулок. Куда ни глянь, всюду велосипеды, словно брошенные на произвол судьбы. Амстердамцы на несколько лет уезжают за границу, а по возвращении находят свои велосипеды там же, где их оставили.
Кроме шоколадного кирпича и сахарных наличников, голландский город состоит еще из зеркального блеска. Сверкают витрины и оконные стекла (может показаться, что у голландцев нет других забот, кроме как мыть их каждое утро). Из зеркального же блеска состоит и поверхность каналов. Ходишь по их неогражденным берегам и видишь сразу не один, а два города. Порой трудно бывает понять, какой из них настоящий, какой — иллюзорный.
Амстердам склонен к самолюбованию. Он любит смотреться в зеркало собственных вод. Хорошо пройти по городским набережным в предвечерний час. Густеет синева неба. В каналах отражаются фронтоны бюргерских домов, которые соперничают друг с другом формой окон и конфигурацией черепичных крыш. Вспыхивают неоновые рекламы, удваиваясь в воде. Над притихшим городом разносятся удары колоколов. Этот звон словно бы тоже падает в воду тяжелыми каплями.
Утки деловито собирают корм среди лепестков цветущих вишен, заставляя трепетать отраженные дома, вереницы неподвижных автомашин. Пожалуй, лишь ряды этих дремлющих разноцветных автомобилей вносят что-то от нашего века в облик города, каким его когда-то увидел Петр I.
Своеобразие Амстердама глубже понимаешь, сравнивая его с другими голландскими городами, например с Гаагой. Слово «Гаага» буквально означает «графская изгородь». Тут было поселение графов, ставшее городом дворцов и посольских особняков. Дома в большинстве своем двухэтажные, окруженные садами. Они не теснятся, как в бюргерском Амстердаме. Порой эти утопающие в зелени улицы напоминают царскосельские парки.
В своеобразном разделении политических ролей двух городов сказалась вековая вражда графской знати и ганзейских купцов. В Гааге находится резиденция королевы, заседает парламент. Тут же размещены иностранные посольства, штаб-квартиры политических партий. Но столицей Голландии по конституции является Амстердам. Именно там парламент проводит свое первое заседание, чтобы выслушать тронную речь королевы.
После Амстердама воздух в Гааге кажется удивительно свежим. Море здесь рядом. К тому же к городу подступает огромный лесопарк, который тянется до курорта Схевенинген. Вереница приморских отелей образует многокилометровый променад. Полоса дюн похожа на Рижское взморье.
Мерно накатывают волны. В вечерней тишине шарит по просторам
В Схевенингене, как, впрочем, и в других прибрежных городах, славятся селедочные. Это киоски, где рыбники-виртуозы священнодействуют над свежайшей голландской сельдью. Искусство разделки состоит в том, чтобы раздвоенная и очищенная от костей рыбина оставалась целой. Посетитель берет селедку за хвост, макает в рубленый лук и разом, не выпуская из пальцев, съедает. Кроме ее несравненных вкусовых качеств, поражает полное отсутствие рыбного запаха. Правда, лакомство это коварно: возбуждает невероятный аппетит и желание выпить пива.
Парадокс Голландии: несмотря на краткость расстояний между городами, она остается просторной страной. Я удивился, узнав, что от Гааги до Роттердама всего восемнадцать километров — примерно столько же, как от Токио до Иокогамы. Но если эти два японских города на побережье Токийского залива давно срослись воедино, то между Гаагой и Роттердамом сохранилась широкая полоса сельской природы. К тому же на этих 18 километрах поместился еще и город Дельфт, известный своей керамикой.
Голландская живопись — тема для отдельного разговора. Лично для меня откровением стал Ван Гог. Совершенно по-иному воспринимаешь колорит его картин, находясь на родной земле художника. Кучевые облака, зелень пастбищ, серебристая гладь каналов, голубые силуэты колоколен на горизонте — краски в этой стране чисты и свежи, не будучи крикливыми. Благородством оттенков они напоминают старую эмаль.
Мне было интересно увидеть две картины Ван Гога, датированные 1888 годом: «Мост под дождем» и «Цветы сливы». Художник сам дал им общее название: «По мотивам Хиросиге». Так я смог воочию убедиться, что Ван Гог, подобно другим импрессионистам, увлекался японскими цветными гравюрами эпохи Токугавы.
Голландия и Япония. Между этими странами куда больше различий, чем сходства. Японская пословица гласит: для большинства людей солнце встает из-за моря и садится за горы, для меньшинства — наоборот. В Стране восходящего солнца действительно нельзя увидеть равнину, которая простиралась бы от горизонта до горизонта.
Голландия похожа на Японию, пожалуй, лишь в том, что в обеих этих странах почти не увидишь невозделанного клочка земли. Но если японским земледельцам приходилось веками вырубать террасы на горных склонах, то голландцы отвоевывают сушу у моря.
Если уж проводить параллели, то Голландия — это Япония, с территории которой убрали горы и холмы, а заодно все, что является надругательством над природой, над красотой. Едешь по безукоризненно чистой стране и думаешь: куда же девались эти вроде бы неизбежные побочные последствия индустриализации? Ведь не скажешь, что Голландия — это пастораль. Ошибочно считать, будто голландцы лишь доят коров, выращивают тюльпаны и ловят сельдь. Голландия — высокоразвитая индустриальная держава. Но ей удалось нарастить мускулы и в то же время избежать засорения страны промышленными отходами.
Люди тут не без гордости говорят: Бог создал землю, а голландцы — Голландию. Больше половины территории страны лежит ниже уровня моря. С этим трудно свыкнуться. Всякий раз испытываешь чувство тревоги, когда едешь по скоростному шоссе и вдруг видишь, как рядом, за дамбой, гораздо выше твоей автомашины, проплывает морской сухогруз.
Большинство населения Голландии живет в общей дельте трех рек: Рейна, Мааса и Шельды. С незапамятных времен земледельцы отвоевывают у моря все новые и новые польдеры-участки плодородной земли. Даже ветряные мельницы, ставшие привычным символом Голландии, чаще не мелют зерно, а откачивают воду с полей.