Калейдоскоп
Шрифт:
Стояла солнечная зимняя погода. Казалось, даже природа отдает дань Соланж, провожая ее. Все, что было связано с Соланж, всегда было наполнено светом, цветами и солнцем: огнем пылали ее рыжие волосы, ярко сияли зеленые глаза, теплом дышала мягкая улыбка.
Артур на лимузине отвез детей домой и поехал на кладбище, чтобы проследить за дальнейшей церемонией. Потом он заехал на Рикерс-Айленд навестить Сэма. Он привез ему белую розу, такую же, как Хилари взяла себе и Акси.
Когда Артур входил в камеру — высокий, худой, бледный, в черном костюме, со шляпой в руке, то был похож на посланника Смерти; отчасти он им и был. Сэм
— Я подумал, что ты захочешь это иметь.
Он протянул розу, и Сэм дрожащими пальцами взял ее.
— Как девочки?
— Неплохо. Хилари опекает сестер. Она как бы взяла на себя роль матери.
Сэм опустился на стул и обхватил голову руками, не выпуская цветка, пахнувшего смертью, печалью и похоронами. Для Сэма больше не существовало радости любви к Соланж, не существовало радости жизни. Он чувствовал, что всему пришел конец.
Это действительно было так. Сэм, лежа в своей камере, днем и ночью думал только о Соланж. Даже дочери казались ему теперь очень далекими. Он задавал себе вопрос: насколько сильно они будут его ненавидеть впоследствии, когда поймут, что он убил их мать? Это сделало бы невозможным какое-либо общение с ними.
Все теперь было окрашено в черный цвет. И жизнь потеряла смысл. Сэм уже говорил это Артуру, считавшему, что прежде всего в данный момент надо думать о девочках. «Но что я могу им дать? — размышлял Сэм. — Свои долги? Свою вину? Свои дурные привычки? Свое беспредельное раскаяние?..» Он был уверен, что дочери никогда не найдут ему оправдания.
— Я думал о твоих детях, Сэм.
Артур откашлялся и, молясь в душе, чтобы у друга не возникло возражений, продолжил:
— Я хотел бы продать все украшения Соланж, чтобы собрать хоть какие-то деньги для девочек, да и тебе потребуется немало на гонорары адвокату, если мне удастся уговорить тебя взять хорошего защитника. Что касается меня, то сам я от тебя ничего не возьму. Нужно будет только компенсировать фирме мое отсутствие.
Артур был далек от мысли заработать на защите Сэма и по-прежнему не имел желания брать на себя роль его адвоката. Сэм убил единственную женщину, которую он когда-либо любил, пожалуй, даже боготворил, и, какими бы ни были тесными узы их дружбы, Артур не считал возможным защитить его. Однако Сэм и слышать не хотел никаких доводов на этот счет.
— Ты согласен?
Сэм повернул к нему бледное небритое лицо:
— Я не возражаю. Если это поможет девочкам, продавай. Тебе нужны ключи от нашего сейфа в банке?
— Я уже их нашел. Соланж все содержала в исключительном порядке.
Сэм лишь кивнул, не в силах ответить. Там не могло не быть порядка — ведь она была необыкновенной женщиной. Но теперь это не имело значения… она покинула их… в том ящике, который на глазах Артура всего пару часов назад опустили в землю. Воспоминание об этом не покидало Артура и создавало вокруг него атмосферу печали, которую Сэм явственно ощущал.
— На этой неделе я этим займусь.
Артур хотел располагать возможно большей суммой для защиты Сэма и помощи девочкам.
Процесс был назначен на июнь, до этого времени дочерям Сэма надо было обеспечить содержание. Кроме того, немалых денег потребовало бы психиатрическое обследование Сэма для подтверждения его невменяемости в момент совершения преступления. Только в этом Артур видел возможную зацепку для защиты.
Полгода казались громадным
Особенно грустными стали для малышек рождественские праздники. В отсутствие обоих родителей они их встречали, по существу, как сиротки.
Артур на Рождество взял Александру и XI мари в ресторан на ленч, но это было скорее удручающее, чем радостное событие. Александра тоже это почувствовала. Она с серьезным видом глядела то на Артура, то на сестру, наконец с огорченным и смущенным видом спросила:
— Почему ты злишься на дядю Артура?
— Я не злюсь.
Хилари подняла глаза от тарелки и взглянула на младшую сестренку.
— Злишься. Ты отдернула руку, когда он хотел до тебя дотронуться.
— Ешь индейку, Акси, и не говори глупостей. Хилари, казалось, не слышала музыки, которую в зимнем саду отеля «Плаза» играли скрипачи. Она была погружена в собственные мысли, и Артур жалел, что Марджори не составила им компанию, отдав предпочтение обеду в «Колони Клабе» с коллегой-юристкой. Он умолял ее пойти вместе, но Марджори решительно отказалась:
— Меня не интересуют эти дети, и тебе тоже не следовало бы водить их в ресторан. Ты им не родня, пусть привыкают к той ситуации, в которой оказались.
— В таком возрасте? Ведь им восемь и пять лет. Сейчас все-таки Рождество. Хоть это мы можем для них сделать…
— Я не хочу об этом слышать. Если тебе нравится, разыгрывай из себя благодетеля, но меня в это не впутывай.
После этого разговора Артуру пришлось одному вести на праздничный обед Хилари и Александру.
Непримиримость Марджори к девочкам была продолжением ее неприязни к семье Уокеров вообще и неодобрительного отношения к частым совместным обедам мужа и Соланж в частности. Она не то чтобы ревновала, ей просто не нравилось французское изящество супруги Сэма и то, что сам он актер, хотя и популярный.
Сэм в рождественские праздники не виделся с девочками. Ему не разрешили им позвонить, хотя он и так не стал бы этого делать, он был слишком подавлен, чтобы думать о чем-то другом, кроме Соланж и последствиях своего преступления.
Артур пытался показать другу фотографии дочерей, но тот на них не реагировал — все время говорил только о Соланж и о прошлом, без конца вспоминая свои грехи, ошибки и проступки. Он напоминал старика, чья жизнь уже позади.
Старания Артура привлечь его внимание к проблеме защиты на предстоящем процессе были безуспешны. Сэма это, похоже, не волновало, он часто говорил, что заслуживает самого сурового наказания. Артура такие разговоры отнюдь не вдохновляли.
Так или иначе зима близилась к концу. Хилари оказалась взрослой не по годам и опекала младших сестер. Правда, в ее взгляде появилось постоянное выражение боли и печали, которое так пугало Артура. Она не искала у него утешения и с тех пор, как погибла ее мать, не шла с ним на более тесный контакт. Артур напоминал, что он ее крестный и очень любит ее, Хилари же вежливо слушала и ничего не отвечала.
Потеряв мать, она стала какой-то не по-детски сдержанной, отстраненной, а об отце говорила так, словно он больше для нее не существовал, словно давным-давно умер. Больно было сознавать, что из-за трагедии она так рано повзрослела.