Калейдоскоп
Шрифт:
— Господи!..
Похоже, Адама глубоко потрясло услышанное.
— Конечно, надо было мне сказать. Откуда я мог знать?
— Я думала, что это не важно.
— Правда? Тебя изнасиловали двенадцать лет назад, ты с тех пор никого не имела и на самом деле думаешь, что это не важно? Как ты могла так поступить с собой и со мной, скажи на милость! А у психотерапевта ты консультировалась?
Адам полагал, что Хилари не могла не консультироваться, все его знакомые пользовались такими услугами. Он сам обращался к психотерапевту после
— Нет, — очень спокойно ответила она и встала, чтобы надеть халат.
У Хилари были изумительная фигура и прекрасные стройные ноги, снова пробудившие в Адаме мучительное желание, но он постарался побороть себя.
— То есть как это «нет»? Тебе была оказана необходимая помощь после изнасилования? Она с трудом улыбнулась:
— Нет. Думаю, она мне была не нужна.
— Ты с ума сошла!
— Ну ладно. Скажем, я тогда не могла ее получить.
— А где ты была? На Северном полюсе? Где в современном мире нельзя получить помощь психотерапевта?
«Господи, — подумала Хилари. — Он не понимает, какой была моя жизнь. Психотерапия? Где? У Луизы или в интернате?»
— Адам, я тебе уже сказала… — Хилари охватило раздражение. Она уже сожалела о своем признании. — Я не хочу это обсуждать. Это слишком сложно.
— Слишком сложно или слишком больно?
Она отвела взгляд, чтобы Адам не видел боль, которую сам только что причинил.
— Почему бы нам просто не забыть об этом?
— О чем, о наших взаимоотношениях? Но ты же не из тех, кто легко опускает руки!
Теперь Адам по-настоящему сердился. Ради работы она лезла из кожи вон, а ради него, ради их отношений — нет.
— Адам, давай забудем о проблеме. Она постепенно сама уйдет.
— Вот как? Сколько это уже продолжается? Ты говоришь: двенадцать лет, и мне не кажется, что ты забыла обо всем. Сколько ты намерена ждать, пока проблема уйдет? Лет тридцать? А может, все пятьдесят? Тогда ты почувствуешь себя гораздо лучше, тебе будет всего шестьдесят три года и начнется ну очень богатая половая жизнь. Хилари, будь же серьезнее!
Адам взял ее за руку и увлек опять на кровать рядом с собой. Но Хилари понимала, что он хочет от нее слишком много, столько, сколько она не в состоянии ему дать; хочет сердца, души, самопожертвования, брака, детей — всего, чего лишила его жена, и даже больше того.
Она же не могла осчастливить его. Теперь она умела только брать, делиться была готова лишь очень малым. Остальное ушло. Всю свою любовь Хилари отдала очень давно, а энергию сохраняла лишь для восхождения по служебной лестнице в телекомпании.
— Я хочу, чтобы ты сходила к психотерапевту. Ожидая ответа, он напряженно вглядывался в ее лицо. Но для Хилари визит к психотерапевту был равнозначен трепанации черепа, она не желала, чтобы кто-то копался у нее в мозгах, а отчасти и боялась этого.
— Я не могу.
— Что за чушь! Почему?
— У меня нет времени.
— Надо найти. Пойми, у тебя серьезная проблема.
.
— Может, все наладится." — Но она говорила так, как будто это ее не особенно волновало, и Адам окончательно расстроился.
— Само собой?.. Хилари кивнула.
— Я не верю.
— Дай срок, Адам. Это же всего-навсего первый раз. Адам долго молча сидел и смотрел на нее. Он увидел больше, чем ей бы хотелось.
— Ты мне очень многого не говоришь, правда? Она улыбнулась загадочной улыбкой сфинкса:
— Это не столь важно, Адам.
— Я тебе не верю. По-моему, ты всю жизнь прожила как в крепости.
— Да, раньше я так жила.
— Почему?
— Потому что вокруг было слишком много людей, которые причиняли мне боль.
— А теперь?
— Теперь я им этого не позволяю. Адаму явно было ее жаль. Он наклонился к Хилари и, ласково положив ей руку на плечо, поцеловал.
— Я не причиню тебе боли. Хил… Клянусь… В его глазах стояли слезы. Хилари очень хотела бы ответить ему взаимностью, но не могла. Она теперь точно знала, что не способна испытывать нежных чувств к кому бы то ни было, разве этот кто-то сумел бы пробудить в ней неведомую страсть, но такого она тоже не могла себе представить.
— Я люблю тебя…
Ответом на эти слова был только ее печальный взгляд. Адам улыбнулся и снова ее поцеловал. Он понял, и это тронуло Хилари.
— О'кей… Можешь ничего не говорить… Только позволь мне любить тебя.
Он уложил ее спиной на подушки и стал пальцем нежно водить по ее телу; с боков к пупку и обратно, обрисовывал ее груди, гладил плавными движениями живот. Затем в эти ласки включился язык.
Так продолжалось очень долго. Хилари забыла о своей бесчувственности, извивалась в его объятиях и просила большего, но Адам не спешил. Он лишь позволил ей прикасаться к себе и сам слегка поглаживал ее своим пульсирующим членом, словно рукой в атласной перчатке, пока она, наклонясь, не стала его гладить и целовать. Адам трепетал, подобно ей, а потом вдруг, сначала губами, затем пальцами, почувствовал в ней страх и нарастающее напряжение, непонятное ему, — Все хорошо, Хил… Все хорошо… Я тебя не обижу… Я… пожалуйста, деточка… пожалуйста, позволь мне… пожалуйста…
Воркуя, как мать со своим ребенком, он вошел в нее и не остановился, пока не достиг оргазма. Хилари, он знал, его не испытала. Но все равно это был шаг вперед.
— Я сожалею. Хил…
Адам хотел, чтобы она ощутила то же, что и он, но для этого нужно было время.
— Не надо. Было чудесно.
Хилари тихонько лежала рядом с ним. Вскоре Адам уснул, а она глядела на него и задавала себе вопрос, будет ли когда-нибудь чувствовать к нему то, что он хочет, и будет ли способна любить кого бы то ни было или же тело ее слишком переполнено ненавистью и отравлено ядом горечи.