Калейдоскоп
Шрифт:
Остаток недели прошел для Хилари в терзаниях и нараставшей панике. Ей не с кем было посоветоваться, не к кому было обратиться. Она оставалась лишь наедине со своим чувством вины, растерянности и страха.
Хилари безумно хотела оставить ребенка, но не могла вообразить себе, что бы из этого реально получилось, более того, она ужасно боялась, что кто-то может его отнять, перечеркнуть ее любовь, которая больше никогда уже не повторится.
Именно страх стал решающим фактором. Хилари была готова вынести все, но только не еще одну потерю; она
Все эти мысли мелькали в голове у Хилари, когда она в пятницу с дрожью в коленях переступила порог врачебного кабинета. Она назвала свою фамилию, трясущейся рукой расписалась в карточке и вернулась в приемную, где ей пришлось еще целый час ждать.
В этот день она отпросилась с работы с обеда, а накануне ночью не могла сомкнуть глаз: внутренний голос призывал ее сохранить жизнь малютке, однако важнее для Хилари был голос из прошлого, который напоминал о жуткой боли от потери Меган и Александры. В памяти всплывали сцена их отъезда и та невыносимая мука… Хотя не меньшей мукой было вырвать из себя этого ребенка.
Сестра провела ее по коридору в маленькую комнатку, где велела раздеться, надеть рубашку и бумажные тапочки, а потом пройти с противоположной стороны холла к другой сестре.
— Спасибо, — едва слышно сказала Хилари, желая, чтобы кто-нибудь остановил ее, пока не поздно. Но сделать это было некому.
Другая сестра взглянула на нее, как на совершившую государственное преступление, и протянула еще какие-то документы, которые надо было подписать. От одного взгляда на них Хилари сделалось дурно, и она опустилась на узкую деревянную скамеечку.
— Вы себя плохо чувствуете? — спросила, сестра безучастно.
— У меня кружится голова.
Сестра только кивнула и велела ей забраться в кресло.
— Доктор через несколько минут придет. Но прошло полтора часа, а Хилари все ждала. От нервного напряжения ее стала бить дрожь и наконец стошнило — она с утра ничего не ела.
Зашла сестра с документами, посмотрела на нее и потянула носом воздух. Хилари от смущения покраснела:
— Извините, я… я неважно себя чувствую.
— Ничего, у вас это потом еще может повториться, — как бы между прочим сказала сестра. — Доктор сейчас придет. С другой пациенткой возникла небольшая проблема.
Все мысли Хилари были только о ребенке, который продолжал жить в ней. Чем дольше они тянули, тем дольше он жил, но скоро будет убит. Ее душило отчаяние, но иного пути не было, она не могла разрешить себе любить это дитя, не в силах была снова пройти такое же испытание. Часть ее сознания пыталась доказать, что в данном случае все обстоит иначе, другая же с этим не соглашалась…
Она самозабвенно любила Меган и Акси… и потеряла их. Когда-нибудь и этого ребенка кто-нибудь отберет у нее. Она не могла позволить такому случиться,
— Ну-с, готовы?
Доктор ворвался в процедурную как вихрь, одетый в хирургический костюм, зеленую шапочку, с висящей на шее маской.
Хилари казалось, что его перчатки обагрены кровью от предыдущего аборта.
— Я… да… — прохрипела она чуть слышно, борясь с вновь подступающей тошнотой и слезами. — А вы меня будете усыплять?
Она ничего не знала об этой процедуре.
— Нет, вам это не нужно. Через пару минут все будет кончено.
«Что значит „пару минут“? Сколько это займет? Что они будут делать с моим ребенком?» — думала Хилари.
Сестра поставила ей ноги в упоры и закрепила их ремнями. Хилари вдруг впала в панику:
— Зачем вы это делаете?
— Чтобы вы не причинили себе вреда.
Сестра собиралась привязать Хилари и руки, но та взмолилась:
— Я обещаю, что ничего не трону… Клянусь… пожалуйста, не надо.
Процедура очень напоминала средневековую пытку.
Сестра вопросительно посмотрела на врача. Тот кивнул, надевая маску.
— Расслабьтесь. Это займет совсем немного времени.
Сейчас мы вас от него избавим.
Избавиться от него… Хилари попыталась успокоить себя этим выражением, но не смогла. Она говорила себе, что поступает правильно, но внутренний голос вопил, что это убийство ребенка.
Меган и Акси тогда только забрали, их не убили… А то, что она делает сейчас, плохо, грешно, ужасно…
Хилари почувствовала болезненный укол местной анестезии, хотела крикнуть, заплакать, попросить сестру подержать ее за руку, но сестра не обращала на нее внимания, помогая доктору. Вдруг раздался зловещий шум какого-то аппарата.
— Что это?
Хилари невольно подалась вперед, жгучая боль от укола в шейку матки не проходила.
— То, что вы и подумали. Вакуумный аппарат. Не дергайтесь. Через минуту все будет кончено. Считайте до десяти.
Хилари почувствовала, как в нее погружается какой-то острый металлический предмет. Это было невероятно больно. Никакие пытки Мэйды и Джорджины не шли с этим в сравнение… и даже грубые тела мальчишек… Это было ужасно, невыносимо…
Хилари вскрикнула, ей казалось, что мерзкая железка раздирает ее на части. Стальной инструмент с силой вонзался ей в матку, раздвигал ее стенки, чтобы можно было выдрать из нее ребенка.
— У вас матка длиннее, чем мы думали, миссис Уокер. Придется раскрыть ее пошире.
Местная анестезия, похоже, совершенно не действовала, потому что боль была адская.
Наконец доктор удовлетворенно вздохнул:
— Ну, вот так.
Он что-то сказал сестре. Тем временем Хилари вырвало, однако сестра была слишком занята, чтобы обратить на это внимание.
Вдруг Хилари осознала, что поступает не правильно, что не надо было этого делать, что надо оставить ребенка. Борясь с тошнотой, она попыталась остановить врача: