Калейдоскоп

Зелинский Станислав

— Правильно! — послушались толкового совета. Вслед за мной они забросили Влодека и всем шалманом протиснулись внутрь вагона.

Я попробовал стать на ноги. Влодек просил, чтобы не наступали ему на ухо, а то ему больно… Наорали на нас.

— Тихо, перестаньте вертеться. Мы сами все сделаем. Сейчас мы усадим вас удобно. Поедете по-королевски!

— Опять кто-то саданул мне в нос. Наверно, тот же скот… Я попрошу с меня сойти! Я не подам вам руки!

В этот момент меня подняли с пола, согнули соответствующим образом ноги и посадили на лавку возле окна. Из криков, которые издавал Влодек, я понял, что и с ним поступили так же. Переменив позу, я почувствовал себя очень хорошо.

— Влодек, а куда ты хочешь ехать? А ты билеты покупал? Ведь мы сидим в железнодорожном вагоне!

— Ваше тыкание неуместно. Тот, кто так лягается, навсегда теряет свое достоинство. Молчи или выходи. Я впервые слышу, что мы едем в поезде. Я приехал на свадьбу друга! Алло, ошибка! Где двери? Нет… Интересно. Наверно мы еще не сели и поэтому не можем выйти. Гуляем дальше! За здоровье молодых!

Влодек крикнул, что-то в нем забулькало, он вздохнул и, смирившись с судьбой, впал в дремоту.

Друзья сникли. На перроне раздались свистки, крики. Я слышал топот бегущих людей. Наверно, путейцы подали знак машинисту, что уже пора трогаться. Началось тарахтение и шатание, ужасное качание, рискованные наклоны и подпрыгивания. Или поезд тронулся, или началось небольшое местное землетрясение. Уже несколько дней как всюду не вовремя попадаем. У нас серьезные проблемы со временем. Не могу скумекать, что «завтра», а что «вчера». Пользуясь тишиной в купе, я решил установить факты. Поиски начала отняли немало времени. Приехали мы на свадьбу. Несмотря на многочисленность гостей, уже было видно, что торжества будут необыкновенно скучные. Невеста взгляда не приковывала: грудь у нее была плоская как доска, кожа какая-то полинявшая, глаза сенные, походка воображение не будящая. Никто эту девицу не знал. Она собрала несколько подруг, и они изображали семейную суету. Я давно знал жениха. Он играл хорошеньких женщин в нашем театре. Стройный, среднего роста, легко краснеющий. Для этих ролей он подходил прекрасно. А когда неожиданно кончились лагеря и театры, получил дрыном по лбу. Никто его ни о чем не просил. Может, кто-то, иногда, но и то лишь по старой привычке, а не по действительной необходимости. На свадьбе хорохорился и корчил физиономии. Он использовал свадьбу, чтобы напомнить о себе, прежде чем его навсегда забудут. Любопытство тоже играло известную роль.

Выпивки хватало, но свадьба как-то не клеилась. Хоп-гоп не получалось совершенно. Странные фигуры появлялись как из-под земли. «Кацпаненко, политик. Секретарь и правая рука покойного Коща. Это вам что-то говорит, я надеюсь?» Не успел я кивнуть головой, как Кацпаненко изложил мне свою политическую программу: «Я запишу вас и того второго (он показал пальцем на Влодека, который в это время организовал игру в салки, потому что танцы как-то не шли) в партию. Вы произвели на меня впечатление людей, которым можно доверять. У меня здесь блокнот, в блокноте двести тысяч фамилий». Он показал блокнот и еще раз рассказал о своей программе. А тем временем в настроении гостей произошел перелом. «Там посажена спаржа! Туда бегать нельзя!» — кричал Влодек. Кацпаненко держал меня за рукав и не пускал играть в салки. «Вы согласны?» — «Нет». — «Почему?» — «Потому что это старый дырявый горшок. Вы откопали его на помойке и теперь убеждаете людей, что это лучший горшок на свете. Ваши двести тысяч фраеров не помогут, потому что горшок перестал быть горшком. Это барахло. Запах еды давно выветрился. От этого черепка несет помойкой. Я не согласен».

— Салю! Догоняй! — подбежал смеющийся Влодек и хлопнул политика по руке.

— Кацпаненко, политик…

— А вот это мне нравится меньше, — сказал Влодек. — Вы портите игру. Вы сукин сын. Друзья, для очищения атмосферы предлагаю открыть окно.

— Вы отгадываете мысли! Пожалуйста! Браво! — посыпались хлопки. Оркестр заиграл туш.

— Бери его снизу… — шепнул Влодек. — Раз, два…

На «три» мы выбросили Кацпаненко в окно. Я выглянул вслед политику. Расхохотавшись, я сказал Влодеку:

— У Кацпаненко непарные ботинки. На левой ноге 11¹/₂F, а на правой 11G.

Влодек уныло смотрел на общество. Салочки, несмотря на усилия оркестра, выдыхались. Гости беспомощно озирались по сторонам. Искали заводилу. Они уже забыли, кто им был.

— Посмотри, Влодек. Кацпаненко стоит на голове. Тоже выбрал форму протеста!

— Комедиант. Воткнулся в землю. Пойду переверну его, а то он имеет идиотский вид. Грядку заровняю завтра.

Влодек вернулся с поцарапанным носом. Я выразил другу свое сочувствие.

— Зацепился за ступеньку на лестнице. Кацпаненко там нет… Вероятнее всего, он потерял равновесие и пошел домой. Пора организовать вальс, а то здесь как в морге.

Исчезновение политика заметил только ксендз, капеллан Толомбас. Он стал выспрашивать у меня подробности. Я сказал, что грядка была свежевскопанная и что падение со второго этажа ущерба здоровью политика не принесет. Капеллана же интересовало нечто другое. Он крутил, крутил, пока не прокричал:

— А председатель Кацпаненко исчез один или в обществе дам?

— Отец капеллан, вы, должно быть, наслышались за свою жизнь всяких гадостей, да? Поэтому вас это интересует?

— Ха, с чем только люди не приходят.

— Вот именно! Те, что не приходят, могут рассказать больше. Исчезает, дорогой мой капеллан, атмосфера веселого любовного приключения. Массовые военные действия повышают сексуальность. Она носится в воздухе вместе с запахом пропотевших портянок. И еще не успеет снизиться, как поднимается снова.

— Некоторые армии перешли на носки…

— Что вы ищете?

— Не вижу красного вина. Нет, нет, я ищу марочное.

— Я же и говорю, пан ксендз, такими вещами можно уморить себя насмерть!

— Ошибся, опять полусладкое!

— Нам угрожает зловещая спешка, громкий смех идиота и засилье штампованных мозгов. Вы что, ксендз, уходите? Покидаете нас?

Толомбас подошел к окну.

— Поворачивай у часовни! — крикнул он шоферу. — Повернул? Езжай за красным! Помни, марочное! Нет, сударь, еще не ухожу. Я слушаю, слушаю, о чем это? Вы говорили о беззакониях? Не надо обобщать. А вот и председатель Кацпаненко!

— Вычеркиваю вас! Потерял доверие! — крикнул Кацпаненко. — И второго тоже!

— Не тряси головой над рюмками. Перхоть сыплется в вино.

— Вы пренебрегли моей политической программой!.. Единственная программа, которая дает ответы на все вопросы. В этом блокноте двести тысяч фамилий. А знаете, сколько у меня таких блокнотов дома?

Было видно, что Кацпаненко рисуется перед капелланом. Толомбас прислушивался, не едет ли машина. Я решил согнуть Кацпаненко в бараний рог.

— Почему уже более десяти лет меня преследуют следующие фразы: «Шестьдесят пять тысяч» и «Командир пехотной дивизии»? Я не могу от них отделаться. Они ничего не означают, ничего не напоминают. Вбивают в меня этого командира и те тысячи без всякой причины. Что говорит об этом ваша идеология?