Калейдоскоп
Шрифт:
Бытруд был на седьмом небе.
— Такие у нас люди, и такая у нас Уморничанка! Обо всем помнит! Угощайтесь моими, Редактор.
Мы прогуливались невдалеке от навеса, беседуя о событиях минувшей ночи, о талантах истинных и талантах мнимых, а также о том, встретимся ли мы в суде как свидетели по известному делу. Да и когда?
Разговор прервал забулдыга.
— Наконец-то кто-то знакомый! Наконец-то есть перед кем поплакаться! Выбросила меня из экипажа прямо на ходу, меня, который не жалел для нее сердца и кнута не жалел. Добрый день, Бытруд, а где Редактор? Голову даю на отсечение, что слышал голос этого писаки. Во сне? Исключено!
— Вы сами видите, Арагац.
— Еще, кажется, трубку потерял… А ты, щенок, по какому праву с папиросой? Харцер с папиросой в такую пору? Бытруд, вы злоупотребляете… — Ротмистр заколебался. — Ну, этим, чем нельзя злоупотреблять.
— Я дал ему только подержать.
— Конечно, вранье, но сносное. Подойди, щенок, ближе, прочитай мне какой-нибудь хороший стишок.
— Расскажи, внучок. — Бытруд погладил меня по шевелюре. — Говори, а то это плохо кончится.
Донна-прелесть едет лесом, В свадебном она уборе, А наймиты злого гранда Ждут ее на косогоре.Ротмистр был не в восторге. Буркнул: «Так себе стишок, никудышный», — а потом вдруг схватил меня за харцерский пояс.
— Признайся, сопля, ты переодетый Редактор!
— На вашем месте я оставил бы ребенка в покое, — вступился Бытруд таким тоном, что солдафон отступил на шаг.
— Где моя трубка? — Он снова шарил по карманам.
— Вы отходили?
— Ах, да, конечно.
— На ту сторону шоссе? На эту? Ну, так вперед, искать. Редактор, пора… — Бытруд подал мне рюкзак, а я не мешкая вскочил на насыпь с противоположной стороны шоссе, потому что мундирчик уже трещал по швам и нельзя было терять ни минуты.
Я переоделся, прежде чем Ротмистр нашел трубку.
— Благодарю, Бытруд, благодарю! Есть трубочка, есть! — Он выбрался из подлеска на шоссе и выпучил глаза…
— Редактор? Приветствую и целую ручки!
— Не целуй, не целуй… — Бытруд возражал. Меня тоже Ротмистр выводил из равновесия. Лодырь и есть лодырь, но не круглый дурень. Потому что, пожалуйста, пыхнул дымом и спросил:
— Это вы стишок читали?
— Предположим.
— Отвечу более подходящим:
Ангельской ближе душа в человеческом теле, Коль грустная, теша других, дарует веселье.Я ему, однако, побрешу. Это уже становится невыносимым.
— Был внучек, стал Редактор. Если дети будут подрастать в таком темпе, на них не напасешься. И прошу нас, взрослых, не обвинять. Слыхать автобус. Самый сердечный привет.
Подъехало такси с одним свободным местом.
— Вы были первым.
Ротмистр поблагодарил и тотчас сел.
— Автобус застрял, — крикнул, отъезжая, таксист. — Ждать нечего.
Я уехал трейлером-холодильником.
— Вы со свадьбы? Да больно потрепаны. Пожалуйста, говорите подольше, кофе кончился, еду сквозь сон.
— Вы возили когда-то старый трактир для некоего Сальвы?
— Я не левак. Вылазь или смени пластинку.
Я сменил тему и в распрекрасном согласии мы добрались до места.
— И это не басни? — водитель внимательно приглядывался ко мне.
— А разве я похож на баснописца?
— Вообще-то нет. Ну, здоровья и благоденствия, черт возьми, досталось же вам.
Перевела М. Шилина.