Калиакрия (Собрание сочинений)
Шрифт:
С наступлением осени и периода штормов Эгейское море, однако опустело, и ловить там стало некого. Настало время и Качиони возвращаться в Триест, чтобы ремонтировать изношенные суда, а заодно держать ответ перед местными банкирами.
Но прежде Триеста флотилия зашла в Зант, где ее восторженно встречали местные греки.
– Ламбро! Ламбро! – неслось отовсюду. – Ты наш герой! Ты наш Геракл! Счастлива Эллада, имея такого сына!
Ламбро скоромно улыбался. В душе же его переполняла гордость. Весной он уходил в море всего на одном судне, а осенью возвращается, имея полтора десятка вымпелов. Помимо этого, все ушедшие с ним
Однако, когда веселье и празднование прибытия флотилии было в самом разгаре, к Ламбро подошел некий господин и положил руку на плечо.
– Имею к вам письмо от его сиятельства графа Моцениго! – сказал господин.
У Качиони дернулось лицо. Ничего хорошего от Моцениго он не ожидал, и не ошибся. В присланном пакете значилось, что императрица Екатерина весьма раздражена его, Качиони, поведением и сильно на него сердится, а потому отныне должен Качиони подчиняться генералу Зборовскому, который отныне ему своевольничать не даст. За там прибыл и потемкинский курьер с повелением прибыть под Очаков. Кроме того, корсар должен был вернуть обратно и все награбленное у рагузских купцов. Последнее было для Ламбро самым обидным.
На словах курьер сообщил, что в настоящее время в Сиракузах формируется еще одна флотилия, казенная, с которой ему и следует соединиться. А помимо всего прочего, там же в Сиракузах начала заседать комиссия во главе с контр-адмиралом Гибсом, рассматривающая все приходящие на него, Качиони, жалобы. Для корсара все это было настоящим ударом. Поэтому в своем письме Мордвинову он даже не стал скрывать раздражения и обиды: «…Что я, как выше значит, впал было в несчастие, причина главная греки. Греки! И из оных господа Псаро и Моцениго сии искали всегда поглотить меня и за что! Единственно по ненависти, что я, не имея ни одной казенной копейки, сделал таковые дела, как выше значит, а они, употребя немалые тысячи казенных денег на вооружение судов ничего не сделали и в Архипелаге поныне не были».
Едва прибывшие в Триест суда зашли в гавань, то были немедленно поставлены в обязательный для всех карантин. У карантина уже теснились кредиторы Качиони. Среди них выделалась богатая карета банкира Каваллара, которому не терпелось добраться до обманщика Качиони.
На банкира Качиони плевать хотел. Сейчас его больше волновало иное:
– Если я поеду к Потемкину, то назад не вернусь, а буду ловить ставриду в Балаклаве, если я поеду к Гибсу, то буду у этого англичанина на побегушках, а потому, я не еду никуда! Пусть меня ловят по всему Средиземному морю! Поднимай паруса! Курс на Дарданеллы!
Узнав, что Качиони не желает никуда ехать, Потемкин был в гневе, а Зборовский в ярости.
– На меня, генерала российского, плевать вздумал! – топал он ногами. – В кандалы!
Обиженный неподчинением корсара, Гибс, в свою очередь, отписал гневное письмо графу Безбородко: «Кто такой Качиони – корсар или военный? Если корсар, то он должен дать залог в 20 тысяч рублей, из коих удовлетворяются обиженные корсарами». К этому времени Гибс уже присмотрел и замену упрямому греку. Выбор его пал на мальтийского рыцаря Гульельма Лоренца. Петербург с кандидатурой госпитальера согласилась, и Лоренцу был дан авансом чин капитана 2 ранга.
Вскоре в Триесте объявился и посланец Зборовского князь Мещерский, посланный для организации ремонта и перегона судов в Сиракузы.
– Увы, – сказал он им, – Друзья мои я и рад бы отдать вам все деньги, но меня передали в ведение генерала Заборовского и теперь все мои капиталы у него.
– Что же теперь делать!? – закричали раздраженные банкиры.
– Здесь находится его доверенное лицо князь Мещерский, он вам ваши деньги и вернет! – весело напутствовал незадачливых финансистов корсар.
Тогда кредиторы атаковали Мещерского. Тот, как мог, отбивался. Банкиры требовали арестовать суда Качиони, и продать их на аукционе. Французский, венецианский, неаполитанский и рагузский консулы наперебой требовали от князя выплаты денег по всем просроченным долговым распискам. Денег у Мещерского было немного, только на починку судов и отправку их в Сиракузу. Но все до копейки пришлось отдать кредиторам.
Инструкциями, данными Мещерскому, предписывалось корсаров Ламбро Качиони, которые «за неимением там еще морского начальства причиняют иногда разные своевольства», и «дабы от них вместо грабежа ими производимого, лучшую заимствовать пользу», включить в организуемую легкую флотилию на общих основаниях. Но инструкция инструкцией, а попробуй на деле отвези из Триеста в Сиракузы корсаров, ежели они того не желают! Поэтому умный Мещерский не стал корсарскую вольницу раздражать заранее неисполнимыми приказами. И правильно, себе бы дороже вышло! Заметим, что ни братья Мордвиновы, ни Качиони, ни банкир Каваллара, не были заинтересованы, чтобы флотилия Качиони попала под начало Заборовского и Гиббса. Это означало крах всего их предприятия, в которое уже было вложено столько денег и сил. В лучшем случае им могли вернуть только затраченные суммы, ни о какой прибыли речи же ни шло. Так что вызвал младший Мордвинов в Венецию Качиони совсем не зря. О чем беседовали дипломат и корсар нам неизвестно, но скорее всего, обговаривали, как им обмануть Заборовского и Гиббса.
Когда Качиони вернулся, то они вместе с Мещерским осмотрели суда на предмет составления дефектной ведомости на ремонт. Глянув, в какие суммы выльется ремонт, князь пришел в ужас.
– Ни у меня, ни у Заборовского таких астрономических сумм нет! – причитал он. – Что же делать?
Качиони дипломатично промолчал.
А на следующий день начался бунт корсаров.
– Мы проливали свою кровь, зарабатывали кому-то барыши. А теперь тут пухнем с голоду! Ламбро, где наши деньги! – кричали они, собравшись у дома Качиони.
Тот немедленно появился на крыльце в своей неизменной феске. Предводитель поднял руку, и крики стихли.
– Братья! – начал он свою речь. – Не вместе ли мы проливали свою кровь?
– Вместе, Ламбро! – отвечали те.
– Не по-братски ли мы делили добычу?
– По-братски, Ламбро!
– Теперь я ничего не могу вам дать, так как нас передали в казенный флот и все деньги у русского князя, что живет у парка Мирамари!
Толпа кинулась туда. Шедшие последними капитаны, помахали Качиони рукой, а верный Мирасаки сказал: