Калиакрия (Собрание сочинений)
Шрифт:
– Добыча сама идет нам в руки! – обрадовались приятели.
Спустив шлюпки, они отправились захватывать лакомую добычу. Но вот, незадача, курс шлюпок пересек барказ с тремя десятками вооруженных турок.
– Прячем оружие и машем руками! – дал команду Иван Налимер.
В ответ с турецкого барказа тоже помахали руками. В предрассветной дымке турки решили, что это команда пришедших ночью судна направились попьянствовать на берег. За свою доверчивость они были тут же наказаны. Умелым маневром друзья-корсары обошли барказ сразу с двух сторон и когда сошлись с ним почти вплотную, Иван Мелиси крикнул:
– Да
Неожиданным огнем все бывшие в барказе были сразу убиты или ранены. Услышав пальбу и увидев происходящее, на стоящих у берега судах немедленно обрубили якорные канаты и поспешили выброситься на берег, благо он был песчаный. Расчет был верным, чтобы стащить судно с мели надо много времени, а его-то у корсаров и не было, вот-вот могли появиться сторожевые турецкие галеры.
– Придется довольствоваться малым! – решили два Ивана.
Они выбрали самое большое судно и атаковали его, пока то не успело выброситься на берег. Выбор был удачным, так как приз оказался полностью груженым пшеницей. Второе судно захватить не удалось и его сожгли. К этому времени на берегу уже показались вооруженные турки, завязалась перестрелка.
– Уходим! – крикнул другу Иван Налимер.
– Посмотри на море! – ответил ему Иван Мелиси.
Тот глянул: со стороны моря к Мангалии спешили сразу два турецких боевых судна.
– Будем прорываться! – решили друзья. – Живыми нам сдаваться нельзя, все равно на кол посадят!
Два крейсера и захваченный приз устремились на прорыв, паля из всех пушек и ружей. Не выдержав такого напора, турецкие суда отвернули, и корсары прорвались в открытое море.
– А теперь ищите ветра от Босфора до Таганрога! – кричали они обескураженным туркам.
Кротостью нравов корсары, впрочем, не отличались. Так после захвата одного из турецких судов не поделив добычи, набили морды друг другу капитан крейсера «Святой Николай» мичман Лазарь Мариенгопуло и его помощник секретарь казенной палаты Яков Белуха. Затем разбился в шторм и сам «Святой Николай», а Мариенгопуло с Белухой принялись судиться. И если в драке верх одержал грек, то в суде более грамотный Белуха без труда отсудил все просимые им деньги.
Уже к середине 1788 года Черное море опустело. Теперь редко кто из турок отваживался на плавание. Погруснели и корсары, так как добычи сразу стало значительно меньше.
Поначалу назначенному командовать диверсионными силами на Средиземное море генералу Зборовскому вменялось приехать в Италию, где и поступить под начало к адмиралу Грейгу. Но все круто изменилось из-за начавшейся войны со шведами. Грейг с эскадрой остался на Балтике, и приехавшему во Флоренцию Зборовскому пришлось выкручиваться самому.
– Как же мне воевать-то, – недоумевал он. – Когда ни флота, ни войска нету?
Теперь генералу предписывалось «возбудить черногорских и иных им единоплеменных народов поднять оружие противу турков…, отыскать во владениях тосканских корсиканцев, в английской службе находившихся, и отправить их в Сицилию, к флоту капитану Псаро», бывшему российскому посланнику на Мальте.
О сухопутных войсках, речи, разумеется, уже не шло. Однако вскоре Зборовский повеселел, так-как деньги ему отваливали не малые. Бывало, что за раз присылали через Триест по пятнадцать – двадцать тысяч золотых червонцев. На них надо было нанимать греков в каперы, покупать им суда и оружие. В помощника к генералу были даны два друга – грек Сотири (в чине майорском)и албанец Бицилли (в чине полковничьем). Оба ребята бойкие и дельные. Они-то и начали нанимать греков на флотилию корсарскую. «Оба они, – писала генералу Екатерина, – сверх того послужить могут к возбуждению химариотов, эпиротов и других на действия против неприятеля».
А затем императрица подписала обращение к «преосвященным митрополитам, архиепископам, боголюбивым епископам и всему духовенству, благородным и нам любезноверным приматам и прочим начальникам, и всем обитателям славных греческих народов» с возвышенным призывом: «Нещастные потомки великих героев! Помяните дни древние ваших царств, славу воительности и вашей мудрости, свет проливавшей на всю вселенную. Вольность первым была удовольствием для душ возвышенных ваших предков. Примите от бессмертного их духа добродетель растерзать узы постыдного рабства, низринуть власть тиранов, яко облаком мрачным вас покрывающую, которая с веками многими не могла еще истребить в сердцах ваших наследных свойств любить свободу и мужество».
Генерал Зборовский даром времени не терял. Набор в корсарскую флотилию шел полным ходом, однако откровенных разбойников он не брал:
– Негоже, чтобы всякая чернь разбойничья под флагом Андреевским по морям шаталась!
Заявившуюся к нему целую шайку корсиканских головорезов, он отправил обратно.
– Мне честь державы дороже! – сказал он на недоуменные взгляды Сотири и Бицилли.
Императрице генерал писал из Флоренции: «По приезде в Италию я послал обер-офицера на Мальту, а штаб-офицера в Тоскану, где осмотрел набранные на службу 70 корсиканцев, и их отправили в Сиракузы, а бригадиру Мещерскому предписал воздержаться от их дальнейшего набора».
Увы, выгнав корсиканских разбойников, он вскоре отказал в приеме на службу и некого артиллерийского лейтенанта Наполино Буона Парте. Лейтенант был корсиканцем и это, уже само по себе не понравилось генералу, когда же тот еще потребовал для себя майорского чина, разговор с просителем был закончен, и ему указали на дверь. Увы, окажись тогда Зборовский сговорчивее, и мировая история могла пойти по иному сценарию…
В сентябре 1788 года Зборовский из Ливорно писал в Петербург графу Безбородко: «Для составления флотилии из арматоров наших я не упустил ни одного случая, где только можно позволить вооружаться, так до сих пор дал два патента судам, находящимся в здешнем море… но не достает в здешних водах наших корсаров».
В Ливорно наши обустроились еще со времен Чесмы, с герцогом Тосканским все давно было улажено. Но от Ливорно было слишком далеко до Архипелага, где предстояло драться с турками.
Поглядев карту, Зборовский остановился на Триесте. Там хозяйничали союзники-австрийцы, на помощь которых можно было рассчитывать.
Помимо этого, нужны были и Сиракузы, что на Сицилии. Уговорить короля Фердинанд IV и его жену Марию Каролину взялся бывший флотский офицер красавец граф Андрей Разумовский. Ходили легенды, что посол быстро стал любовником королевы, и все вопросы большой политики решал в ее будуаре.