Шрифт:
Пролог
Еще не достигший пожилого возраста и медленно теряющий почтительный вид мужчина сидел под барной стойкой с застывшим взглядом и раскинутыми руками. Голова его как-то тоскливо зависла у левого плеча, из широко раскрытого рта торчала свернутая в трубочку стопка бумаг, а глаза мужчины были приоткрыты, как это бывает у людей с неполным смыканием век во время сна. На нем был дорогой итальянский костюм, сшитый на заказ, с алмазными пуговицами и вкраплением нитей из белого золота. Носки до блеска начищенных туфель смотрели в разные стороны так, словно больше не имели к верхней части тела никакого отношения.
Вокруг стояли пятеро мужчин,
Другой мужчина затаил дыхание от мелькающей огнями барной стойки. Сменяющиеся пятна света на обагрившейся мраморной стене напоминали огни маяков полицейской машины. Комната окрасилась тревожно чередующимися красно-синими цветами. Личность убитого была без преувеличений широко известна, и опознать ее не составило бы полиции большого труда. Но иногда люди исчезают безвестно…
Часть первая
В 2009 году экономика Греции была истощена. Денег в бюджете не было. Люди с ужасом пытались вообразить себе сумму государственного долга в триста миллиардов евро – она казалась просто невероятной. Раньше чиновникам как-то удавалось латать финансовые пробоины и создавать видимость надежды на выход из сложной ситуации, но те времена остались в прошлом, а на смену им пришел страх перед неизвестностью. Если бы Греция была человеком, она бы, вероятно, завернула в платок Библию, сложила в чемодан свой любимый учебник по истории античности, взяла сменное белье и уехала бы куда подальше от бремени грядущего дня.
Жители ее так и готовы были поступить: в едином порыве они поглядывали искоса на сложенную в стопку одежду, на скудную мебель, пустой холодильник и на простодушные взгляды детей. Те, ничего не понимая, хлопали близорукими глазами и самозабвенно стучали по экранам телефонов, стараясь не замечать серых лиц своих родителей.
Последние вести усадили перед новостными каналами всю страну. Финансы, кредиты, проценты, долг, снова кредиты и снова долг. Одни ничего не поняли и переключили канал, другие, открыв банку пива, осыпали телеведущего бранью, третьи зевали, а четвертые просто тяжело вздыхали.
Приам Илиадис в тот день сидел с пультом в руке, и, не замечая, что телевизор уже включен на полную громкость, пытался прибавить еще. На экране раз за разом сменялись графики, вяло перетекающие от зеленого цвета к оранжевому, затем резко переходящие в красный – туда, где были критически низкие показатели.
«И как строить дом без материалов? – спросил он себя. – Чем заделать брешь, через которую в детскую комнату начнет дуть ледяной ветер, когда отнимут последнюю дощечку?..»
Он нажимал на кнопку, листая каналы. Вещались сотни историй, шли прямые трансляции со всех концов света. Приам был сам не свой: его распирало от злости, но он не понимал, отчего именно ему так плохо. Если это накопительный эффект, то почему не получалось вспомнить хоть один случай, чтобы он был счастлив от накопившихся мгновений радости?
Глава 1
Он вышел из аудитории чуть в спешке, набросив пиджак на согнутую руку, быстрыми шагами спустился вниз. Пришлось подать знак таксисту, чтобы тот развернулся и пригнал свою старую Тойоту к главному входу. Приам слышал кокетливый смех пары первокурсниц, но ему это уже не льстило. Не обращая на
– Добрый день.
– Здравствуйте, – отозвался водитель.
Приам был не из тех, кто любит поговорить с водителями такси, продавцами или парикмахерами. На это ему хватало лишь двух фраз для приветствия и прощания. Раз в несколько лет волонтеры-студенты бесплатно принимали у него донорскую кровь, но и тогда он все делал молча, словно его попросили налить томатного сока. Зато, зайдя к себе домой, он мог вести долгий чувственный монолог с телевизором, который был его привычным раздражителем.
Дисбаланс гормона кортизола вызвал болезнь, которую называли гипергликемией. Два года назад врач сказал, что содержание глюкозы в сыворотке его крови больше принятой нормы на три миллимоля на литр. Это означало, что с донорством покончено, но не покончено с головной болью, постоянной сухостью во рту, мышечной слабостью и гиперактивностью. Последние два пункта противоречили друг другу и доставляли много неудобств.
Приам смотрел в окно, качая ногой и облизывая пересохшие губы. Пальцы по привычке скользнули в карман и, вынув зарплатную карту, стали отстукивать по ней, насчитывая и отделяя секундной паузой три-по-семь. Он повторил это два раза, потом его перебил вопрос таксиста, уточнивший адрес: «Агиос?..». «Да», – коротко и почти раздраженно ответил Приам, что прозвучало как «отвяжись». Пришлось начать сначала. Пальцы делали это не в первый раз: раздавался точный щелчок, пульс, чеканка.
Его всегда раздражал запах пластмассы. Даже в грязных бумажных деньгах, прошедших через сотню-другую немытых рук, есть молекула, взятая от корней живого дерева. В пластмассе нет жизни? Но ведь жизни нет и в гитаре, пока не стукнешь по ее струнам. Если когда-то давным-давно Бог не вдохнул бы в человека жизнь, тело так и осталось бы лежать бездыханным прахом. Все сущее имеет право на жизнь, и, если пластмассе придать смысл, она исполнится желанием сыграть вам на руку.
Звук двигателя такси был приятным. Приам Илиадис стал считать фонарные столбы. «Чтоб меня!», – подумал он, насчитав до приезда ровно семь столбов. И только нога его ступила из машины на асфальт, как все фонари разом зажглись. «Да ну! Они же должны зажигаться от цепи, с падением освещенности до определенного уровня, но на улице еще светло. Это к удаче. Это определенно к удаче!»
Он встал перед билбордом, на котором были изображены гномы, купающиеся в золотых монетах. Между ними находилась необыкновенной красоты Белоснежка, больше походившая на Афродиту. Приам подошел ближе, подмигнул красавице и взглянул на небольшой отель, утопавший в цветущих померанцах. На первом этаже заведения влиятельный, но известный лишь в узких кругах хозяин отеля, разместил казино.
Приам размял пальцы и вошел в отель. На входе ему косо улыбнулась и поприветствовала уже знакомая и приятная на вид консьержка.
– Сегодня людно? – отведя руку за спину, спросил гость, продолжая разминать пальцы.
– Почти никого, но ближе к вечеру ждем притока, – вежливо ответила девушка.
– По пути я насчитал ровно семь фонарей, – взяв у нее клубную карту, сказал Приам. – А потом они все разом зажглись! Как вам такая интрига. Как по мне, это чудесное начало вечера.
Таких вечеров на его счету было уже немало. Загорались фонари, прохожая старушка в бреду молвила что-то о несметных богатствах, на ладонь ложились гроздья винограда, число которых было известно еще до того, как он их сосчитал, и даже падала звезда в ту самую минуту, когда он подходил к порогу игорного дома.