Калифея
Шрифт:
Приам провалил заход с двумя хорошими картами в руках – с тузом и королем. Леонт, игрок напротив, поймал тройку валетов, забрав почти две тысячи евро. Это разозлило всех, даже его товарищей, неумело скрывающих за фальшивыми улыбками острую зависть.
Так уж устроена природа человека: в условиях повторяющихся неудач мы исключаем по иллюзорным соображениям возможность дальнейших провалов и с детским простодушием предаем себя на волю счастливого случая. Ставки в этот момент повышаются, а слепая вера убаюкивает нас в своих бархатных объятиях. Приам все сильнее запутывался в липкой паутине, стараясь не думать о пауке.
Как
8
Евангелие от Матфея, 11:30
Возможно, он хотел бы на этом остановиться, но азарт – дело упрямых. Встать из-за стола было равносильно отказу от дуэли. Дело чести он считал превыше всего, и на этот раз на кон были поставлены не только фишки, но, вместе с ними, сердце и душа.
Этим вечером он проиграл все до последнего евро, напился и в полном бреду, разговаривая с самим собой, вернулся домой ни с чем. Его мучила рвота, сопровождаемая воплями и исступленным смехом.
«Семнадцать тысяч евро. Стрит Флеш от Леонта. Зеро».
С тех пор прошел целый год. Все, что заметил Приам Илиадис, это небольшое повышение цен в магазинах на иностранные продукты и технику, сокращение зарплаты почти на одну треть и, как следствие, моральную усталость. Решив сменить обстановку, он воспользовался отпуском и на целых три дня уехал в Серру к родителям.
Сидя в самом хвосте автобуса и глядя в окно, он погрузился в согревающие душу воспоминания. Вспомнилось детство, когда родители еще были молоды и полны энергии. Они любили своего единственного сына, проводили с ним много времени, ответственно воспитывали в нем качества, которых сами боялись никогда не развить в себе.
Ему было примерно шесть лет, когда соседи купили себе пса. Щенку было всего полгода, но он уже вымахал и каждый раз прыгал на маленького Приама, виляя хвостом и показывая свое желание поиграть. Родители смеялись, вспоминая, как он кричал: «Держити ево кто-нть! Па, скажи ему! Лает на меня со всево размаху! Со всей дури лает!..»
Набравшись терпения, мать поправляла ошибки малыша, учила культуре речи и манерам. Следом за ней отец, заметив излишнюю аристократичность в общении сына, влеплял ему элегантный пинок под зад и предупреждал, чтобы тот разговаривал, как мужик.
Потом вспомнил, как разболелся зуб. Тогда ему исполнилось одиннадцать лет. Азат, так звали его отца, моментально нашел средство: прикурил сигарету, прижал ее краем рта и взял из контейнера щепотку сахара. Он крепко затянулся, стряхнул уголек и насыпал на край сигареты кристаллы сахара. «А-ну, затяни дым своей ноздрёвой пещеркой». «Чего?» – испуганно спросил Приам. «Носом, говорю, вдохни дым, пока сахар еще там». Мальчик резко вдохнул, ахнул от жжения и вытер рукавом выступившие слезы. «Не боись, сынок, – добавил отец, – сейчас пройдет». Приам улыбался, вспоминая особую заботу отца, его методы воспитания и советы, выслушанные Приамом, сидящим на его здоровенных плечах.
Автобус был полон туристов. Одновременно звучала речь на пяти или шести языках, от шума раскалывалась голова. Илиадис хорошо различал скаузерский диалект приезжих, предположительно, из Ливерпуля и «дитуля мопасси фхансу», – как подшучивал, изображая французов, мальчишка, сидящий впереди. Остальные голоса смешивались в какую-то какофонию.
Когда перед внутренним взором проносились очередные воспоминания, за окном проплыло облако бело-голубого дыма. Через несколько секунд за ним уже не было видно ничего. Автобус остановился, но Приам не отвлекся на это, не придал совсем никакого значения. Он упрямо смотрел в окно, с неясным ощущением чего-то ждал, и в тот самый миг из рассеявшегося облака возник призрак молодой красивой женщины. У нее было приятное, но измученное усталостью лицо. Она стояла с двумя тяжелыми чемоданами и толстой папкой, зажатой под мышкой, а маленький мальчик, похожий на ангела, тянул ее за руку, указывая ей путь.
Эллада 9 , не ты ли? Не ты ли идешь, невообразимо прекрасная, неведомо куда, горько глотая слезы, глядя вдаль… вещи, что ты несешь, тебе не пригодятся! оставь их! воспрянь… Приаму показалось, что от сильной жажды он стал бредить. Поводил по нёбу языком – показалось, будто коснулся пальцем.
Скоро автобус тронулся и покатился вниз по грунтовому склону. Примкнув к окну, Приам простился с призраком-на-чемоданах. Он не успел запомнить ее лицо. Оно исчезло неумолимо быстро, и с этой минуты что-то чуждое и неразгаданное в его голове, сердце или душе препятствовало воссозданию этого образа. Осталось только размытое пятно.
9
Название «Греция» имеет латинское происхождение и в греческом языке не используется. Самоназвание греками своей страны – «Эллада».
Приам взял в дорогу книгу, которую давно хотел прочитать. Это был роман Ремарка. В пути самое то. Не уделив в свое время должного внимания этому автору, он чувствовал острую необходимость исправиться. Следовало меньше думать о прошлом и будущем, учиться жить сейчас. Он прочитал несколько глав, затем, подложив ладонь вместо закладки, уснул крепким, почти мертвецким, сном, а проснулся через час, когда автобус, подскочив на очередном камне, вышвырнул книгу из его онемевших пальцев.
Приам глубоко зевнул, потянулся и лениво подобрал книгу. Только спустя секунду к нему пришло понимание, что это не та книга, которую он брал в дорогу. Он читал Ремарка, но из его рук только что выпала другая книга: Герман Гессе «Игра в бисер». Приам оглянулся. В автобусе стоял гул дремоты вперемешку с шумом двигателя. Ничего подозрительного, никаких примет. И только теперь, взяв телефон в руки, он окончательно пришел в себя: это был сон, который вернул его к событиям шестилетней давности.
Дата в телефоне: 15.06.2015
Он хотел быстро забыть этот сон, чтобы не тратить время на погоню за собственной тенью. Жизнь, – ту, которую мы видим, можем осязать, – способен понять далеко не каждый, а уж разгадывать смысл и причины снов – это, считал Приам, удел бездельников. Ему хотелось забыть, и он совершенно точно забыл бы тот сон, но одной решительности для этого было мало. Из окутанного глубоким сумраком сна в реальность просочился тихий женский голос. Он был похож на летний ветер, который заботливо поет, убаюкивая ребенка. Голос был едва слышен, и в тишине его мог различать только Приам.