Калифорния на Амуре
Шрифт:
Буська перестала терзать зубами веревку, замерла и стала прислушиваться к чему-то. Потом повернулась в сторону леса и, сорвавшись с места, скрылась в чаще. Губы Загорского приоткрылись, он хотел что-то сказать, но сил у него уже не было. Он уронил голову на грудь и замер, словно ледяное изваяние.
Он уже не видел, как пять минут спустя из леса выехали несколько всадников на низкорослых мохнатых лошадках. Впереди процессии, указывая путь, бежала Буська, за ней ехала та самая барышня-гимнастка, которую Загорский с Ганцзалином защитили при первом появлении в Желтуге, следом – сам Ганцзалин и еще три человека,
– Молодец, собака, – сказал Ганцзалин, соскакивая перед бездыханным телом надворного советника, – получишь от меня мозговую косточку.
Он озабоченно коснулся холодной щеки господина, потом повернулся к данцзяфу.
– Дайте нож, – сказал он, – его нужно освободить.
Разбойница нахмурилась.
– Его ударил тигр – видишь, сколько крови вытекло. Его не спасти, он умер.
Но Ганцзалин только упрямо покачал головой: его господин не умер. Он не мог просто взять и умереть, он никогда не оставил бы Ганцзалина одного.
– Дайте нож, – повторил он глухо, глядя перед собой невидящими глазами, – нужно разрезать веревки.
Помедлив пару секунд, барышня кивнула Цзи Фэйци, разбойник подъехал и молча протянул Ганцзалину нож. Тот рубанул по веревкам с такой яростью, словно это не веревки были, а змеи, опутавшие тело его господина…
Глава одиннадцатая. Волчья орхидея
Загорского погрузили на одну из лошадей и привезли прямо в зимовье хунхузов, где его осмотрел лекарь разбойников Лао Тай. Это был немолодой уже китаец с лицом заскорузлым и сумрачным, как старая коряга.
– Много крови потерял, – сказал лекарь, исследовав раны. – Сильно охладился. Другой бы умер, а этот очень крепкий. Надо лечиться, как следует лечиться. Лежать, отсыпаться, пить лекарства-яо.
И влил в холодные уста надворного советника полстакана какой-то темной горячей бурды, которую сам же и приготовил, смешав в котелке разного цвета и консистенции порошки. Затем он зашил раны на животе и намазал их особой мазью, которую называл эликсиром Хуа То. Эликсир этот, если верить Лао Таю, должен был заживить раны так, что от них не осталось бы даже шрамов…
Ганцзалин дежурил у постели Загорского всю ночь, не смыкая глаз, и раз в два часа вливал ему в рот целебный отвар. К утру господину стало лучше, и он открыл глаза.
– А, – сказал он чуть слышно, – Ганцзалин. А я уж думал, мы с тобой только на том свете увидимся.
– Рано еще на тот свет, – ворчливо отвечал помощник, в отблесках танцующего в печке огня лицо его приобрело какой-то демонический красный оттенок. – У нас тут еще не все дела закончены.
– Да, – проговорил Нестор Васильевич, как будто что-то вспомнив, – дела.
И попытался сесть на своей лежанке. Однако безуспешно: ему сделалось нехорошо, и он был вынужден снова опустить голову на подушку.
– Куда?! – зашипел помощник. – Вас тигр порвал, у вас инфлюэнца, кровь вся вытекла, а вы опять за свое? Верно люди говорят: хоть кол на голове чеши!
– Ты не понимаешь, – отвечал господин с закрытыми глазами, недавний порыв забрал у него последние силы. – Я нашел того, кто распространяет фальшивые деньги в Желтуге.
Ганцзалин пожал плечами: не бином Ньютона, это китайский староста Ван Юнь. Загорский открыл глаза и посмотрел на помощника: откуда он знает?
– Хунхузы сказали, – коротко отвечал Ганцзалин.
Нестор Васильевич удивился: какие еще хунхузы?
– У которых мы в гостях, – помощник говорил совершенно спокойно, как будто знакомство с лесными разбойниками было делом вполне обычным.
Загорский скосил глаза и при слабом свете, который давали тлеющие в печи угли, разглядел в глубине фанзы несколько лежанок, на которых мирно спали какие-то люди.
– Ничего не помню, – пожаловался он. – Как мы оказались у хунхузов?
Помощник отвечал, что сначала у них оказался он, Ганцзалин. Когда он явился со своей разведывательной миссией в китайское поселение, соглядатаи донесли бандитам, что в поселении бродит внушающий опасение китаец, вероятно, шпион. Хунхузы заманили его в пустой дом, под прицелом нескольких ружей связали и оставили там до появления главной разбойницы, госпожи данцзяфу.
– Убить меня хотели, – наябедничал помощник, – но раньше собрались пытать, чтобы я им все про нас с вами рассказал.
– Как же ты спасся? – удивился Загорский.
Вид у Ганцзалина сделался важным.
– Как говорят французы, шуршите женщину [19] . Там, где бессильна сила, побеждает красота.
Загорский был совсем слаб, но самодовольный вид Ганцзалина его позабавил.
– Ну, и кого же ты нашуршал, позволь узнать?
Оказалось, помощник нашуршал не кого-нибудь, а саму госпожу данцзяфу, которая была главарем местной шайки хунхузов и одновременно – той самой девушкой-гимнасткой, которую они с господином вырвали из лап разъяренной толпы в день приезда в Желтугу. Явилась она очень вовремя – как раз, когда Ганцзалина начали пытать. Разумеется, они тут же узнали друг друга.
19
Ганцзалин, как обычно, коверкает поговорки, очевидно, имея в виду «Шерше ля фам» – «Ищите женщину».
– Чудеса, – подивился Нестор Васильевич. – С другой стороны, если взглянуть с точки зрения мировой гармонии, все очень справедливо. Ты сделал доброе дело, а спасенная тобой барышня, в свою очередь, спасла тебя.
Ганцзалин в ответ проворчал, что вообще-то спас он себя сам. Госпожа данцзяфу была у него в долгу, но, тем не менее, велела пытать, пока он не скажет, зачем они с хозяином явились в Желтугу.
– Бедняга, – посочувствовал надворный советник, – могу себе представить, какие пытки придумали для тебя здешние разбойники.
Ганцзалин, однако совершенно не хотел этого представлять, а тем паче – испытывать на себе. Если бы его запытали до смерти, никому бы это пользы не принесло. И потому он сказал хунхузам всю правду.
– Всю правду? – изумился надворный советник. – И какую же, интересно, правду ты им сказал?
Ганцзалин признался, что они с его господином явились в Желтугу, чтобы поймать и покарать фальшивомонетчиков.
– И что же хунхузы?
– Сказали, что помогут нам…
Оказывается, сами хунхузы уже несколько раз становились жертвами желтугинских фальшивомонетчиков, когда грабили приискателей, которые покидали Желтугу. При этом выяснилась удивительная вещь: фальшивые деньги были только у русских приискателей.