Калигула. Тень величия
Шрифт:
Мессалина недоуменно пожала плечами. Ей и это имя ни о чем не говорило, что ей за дело до тех, кто умер. Мальчишка заносчив не в меру, да и какой он друг императора? Девушка знала все окружение Калигулы, а вот Фабия Астурика не видела ни разу. Должно быть, Гай Цезарь когда-то и за что-то похвалил его, а тот возомнил о себе невесть что.
Мессалина решила молчать и зябко обхватила плечи руками. Она еле сдерживалась, чтобы не стучать зубами от холода. Легкая туника не спасала ее от леденящих порывов ветра.
— Да ты сама, видно, дешевая арабская танцовщица, раз прячешься
— Ну вот еще! — разъярилась Мессалина. — Я тоже гостья, просто непогода застигла меня далеко от шатра.
— А что же ты делала далеко от шатра? Переодевалась для очередного танца? — съязвил Астурик.
Мессалина испустила негодующий возглас:
— Моя семья познатней многих, собравшихся здесь! И не тебе судить обо мне, грязный плебей!
— Ой! Ну надо же! Тогда ты рискуешь опоздать на смотрины!
— Какие смотрины?
— А ты и не знала! — рассмеялся юноша. — Агриппина по просьбе брата собрала на своем празднике всех знатных римских красоток на выданье и с огромным приданым. Сам Калигула намерен присмотреть себе невесту.
— Скажи, что соврал, — хрипло проговорила Мессалина.
— Тебе-то какое дело до моих слов, арабская танцовщица? — надменно ответил юноша.
— Не смей так называть меня, наглец! Ты поплатишься за свои оскорбления! Валерия занесла руку для удара, но юноша перехватил ее и крепко стиснул локоть. Девушка охнула от боли, и он сразу же отпустил ее.
— Прости, я не хотел ни обидеть тебя, ни причинить боль, — вдруг смиренно попросил он. — Если ты одна из девушек, приглашенных Агриппиной, то можешь не беспокоиться. Гроза спутала все планы цезаря. Ему пришлось остаться во дворце, а я послан предупредить сестру, что не придет. Но непогода и меня застигла врасплох, заставив искать укрытия в этих густых ветвях.
Мессалина с облегчением рассмеялась.
— Я не сержусь на тебя, Фабий Астурик, — ответила она, потирая локоть. — Значит, у меня еще есть шанс стать императрицей.
— Но почему ты так уверена, что была бы избрана цезарем? — насмешливо спросил Фабий.
Мессалина весело рассмеялась.
— Да потому что нет в Риме никого прекраснее меня! — с вызовом произнесла она. — Мое имя Валерия Мессалина. И мой отчим дает за мной самое большое приданое!
Ее собеседник замолчал, девушка лишь слышала в темноте его частое взволнованное дыхание.
— Ты что? Так напуган тем, что делишь со мной укрытие? — спросила она, усмехаясь. — Ты же недавно называл меня арабской танцовщицей. Куда делась твоя наглость? Теперь и слова сказать не можешь в ответ.
Она вдруг почувствовала, как он коснулся ее ладони, и по шелесту листвы догадалась, что он встал перед ней на колени.
— Простишь ли ты меня? — спросил Фабий, и Мессалина услышала, как от волнения дрожит его голос.
— Прощу, — ответила она. — Но при одном условии…
— Я выполню любой твой приказ! — горячо воскликнул он.
— Если ты сказал правду о своей дружбе с цезарем, то должен указать ему мою кандидатуру на роль невесты.
Астурик застонал, сжимая ее ладонь.
— О, нет! — и столько горечи было в этом невольном восклицании.
Озадаченная Мессалина отстранилась:
— Но почему эта просьба так ужаснула тебя?
Юноша молчал, продолжая стоять перед ней на коленях. Валерия, недоумевая, тоже тянула паузу.
— В твоем стремлении подняться к вершинам власти нет ничего противоестественного, — наконец произнес Фабий. — Но как же любовь? Или ты любишь Гая?
Мессалина засмеялась.
— Любовь? О, нет, я не люблю никого, кроме себя! Мне не встретился еще тот мужчина, о котором я бы грезила дни и ночи напролет! Мой отец всегда внушал мне, что я настолько умна, красива и богата, что мой избранник должен быть равен богам. Но при этом он всегда добавлял: запомни, дочка, такого мужчины никогда не будет существовать в подлунном мире. Поэтому рано или поздно тебе придется выбирать между красотой и властью, знатностью и богатством, имея в виду, что тот, кто захочет взять меня в жены, может быть красив, но не иметь должности и влияния, или знатен, но беден, или богат, но простой всадник или выскочка-плебей. И я выбрала власть! Потому что, имея волю, выбирать уже не приходится, ты можешь просто брать от жизни все, что захочешь.
— Я бы выбрал красоту, — тихо сказал Астурик.
— Это выбор слабого! Того, кто хочет лишь созерцать, а не творить! — ответила Мессалина.
— Но это не так! — с отчаянием воскликнул Фабий. — Ты ничего не знаешь обо мне, чтобы так говорить. Если б ты дала мне шанс, я доказал бы тебе, что я и есть тот идеальный избранник, о котором говорил тебе отец.
— Наш император далеко не красив, но остальное в нем присутствует. Это власть, знатность, богатство. Три составляющих из четырех, а также его заявление о своей божественности. Он — идеал! А твоего лица я даже не могу разглядеть в темноте, и сомневаюсь и в знатности, и в богатстве.
Фабий беспомощно молчал, но буря в его душе могла по силе сравниться с той, что бушевала сейчас за их хрупким и ненадежным убежищем.
— Ну, надо же, я повергла тебя на обе лопатки, — легкий смех, будто пощечина, хлестнул по лицу. — Впрочем, твои речи так горячи, что я уже колеблюсь, не знакомы ли мы с тобой. Зачем ты попросил меня дать тебе шанс? Ты что, знаешь меня?
Юноша продолжал хранить безмолвие, ему нечего было сказать надменной девушке. Горячая узкая ладонь неожиданно коснулась его щеки.
— Ты плачешь? — испуганно спросила девушка.
Фабий резко отбросил ее руку.
— Это все дождь виноват. Надо выбираться отсюда, тебя скоро начнут искать слуги. Да и гроза может затянуться.
— А я никуда не спешу, — ответила Мессалина. — Мне кажется, мы еще не договорили, Фабий Астурик. Ты так и не ответил на мой вопрос.
— Я ничего не буду тебе говорить. Ты хоть и молода, но уже порочна, как и все римлянки. Тебе с колыбели внушали все премудрости предательства. Ты не веришь в любовь, а веришь лишь в деньги. Но деньги могут утечь сквозь пальцы подобно воде, а власть не защитит от тайных врагов и не убережет от кинжала в спину. А истинная любовь вечна!