Калигула

Нони Даниель

Калигуле невозможно приписать качества литератора, он никогда не заботился о том, чтобы оставить потомкам свои сочинения, предпочитая будущему настоящее, однако школьное образование заметно влияло на его сознание и характер. Предлагаемые в ходе обучения упражнения опирались на разнообразные сюжеты: «...фантастические удачи, неправдоподобные склонности; здесь фигурировали тираны и пираты, чума и безумства, похищения и изнасилования, мачехи и обездоленные дети, сомнительные положения и очищение совести, воображаемые законопроекты» (Марру, с. 415).

Декламационные упражнения вводили в несколько ирреальный мир, в ментальную вселенную, наполненную жестокостью, различными нарушениями и вместе с тем страстным стремлением к победе. Вот некоторые сюжеты:

— Агамемнон спрашивает себя: приносить ли в жертву свою дочь Ифигению?

— Александр Великий после неблагоприятного предсказания оракула спрашивает себя: входить ли в Вавилон?

— Женщина была подвергнута пыткам тираном, требовавшим, чтобы она признала участие ее мужа в заговоре; она отвергает все обвинения. Ее муж убивает тирана, а жену изгоняет из дома за бесплодие. Она обвиняет его в неблагодарности. Выступите «за» или «против» (Сенека-отец).

Практическое образование впоследствии исправляло то, что было излишним в этих сюжетах и примерах. Однако молодому нобилю еще надо было его получить, что и стало предметом забот его деда Тиберия.

X. Эволюция принципата Тиберия до 26 года

Мало кто из принцепсов был объектом настолько противоречивых суждений, как Тиберий. Чтобы показать противоречивость этого человека, Тацит, его критик, противопоставлял начало принципата, полное мудрости и сдержанности, второй половине принципата, отмеченной беспричинной жестокостью и произволом правителя империи. Но сам Тацит не очень хорошо знает, где лежит водораздел: смерть Германика в 19 году? Смерть Друза II, его сына в 23 году? Или, наконец, смерть его матери Ливии в 29 году? Или почему не остановиться на 31 годе, когда был казнен его друг Сеян? Впрочем, если возможно установить дату, которая разделила принципат Тиберия, то, наверное, это будет 26 год, год его отъезда из Рима. До этого Тиберий правил в согласии с сенатом; после отъезда он управлял в основном путем письменных посланий сенату.

Если бы мы хотели подвести итоги принципата к 26 году, то в целом они впечатляют, особенно в том, что касается полномочий, предоставленных Тиберию. Во-первых, империя сохранила и даже несколько расширила свои границы: в Европе, до границ Рейна и Дуная, от Северного до Черного морей, причем римские легионы не потерпели ни одного поражения. Действия Германика в Германии обходились дорого, но германцы были успокоены и усилия мятежника Арминия не увенчались успехом; вскоре он погиб, и германцы больше об Арминии не говорили. Иногда возникали беспорядки во Фракии, но римский наместник держал это царство под контролем. Более серьезный мятеж возник в Галлии: с одной стороны, туроны и андекавы, с другой стороны — треверы и эдуи. Два галльских правителя, чьи родители получили римское гражданство, Юлий Флор и Юлий Сакровир, спровоцировали это восстание. Тиберий позволил себе роскошь сообщить сенату об этом после того, как мятежники были разгромлены на Рейне. В Африке конфликт был более длительным — с 17 по 24 год, под руководством нумидийца Такфарината, некогда служившего в римской армии. Маневренность восставших, большие масштабы зоны военных действий, недостаточная численность римлян и, в особенности, постоянная смена сенатом полководцев, стоявших во главе провинции Африки, — все это объясняет продолжительность восстания. Но его руководитель в конце концов был убит благодаря помощи царя Мавритании Птолемея и наступило затишье. Наконец, в Азии царства Каппадокия и Коммагенское были присоединены к римским провинциям.

Все эти успехи были достигнуты всего с несколькими легионами; самое большое их сосредоточение было в Германии — четыре легиона в Верхней Германии и четыре — в Нижней. С одной когортой, расположенной в Лионе, и вспомогательными войсками они держали одновременно Галлию и рейнскую границу. Вверх по Дунаю располагались два легиона в Мезии, а два в Паннонии. Что касается двух легионов в Далмации, то они также следили за альпийским регионом, обеспечивая тем самым мир в Италии. Лучшее доказательство затишья в этом секторе является внезапный уход 9-го «испанского» легиона, который направился из Паннонии в Африку, чтобы помочь единственному расквартированному в этой провинции 3-му легиону Августа. Несмотря на то, что от кампании Августа и проводившихся в то время тяжелых боев, остались войска, на Иберийском полуострове еще находился гарнизон из трех легионов: 4-го македонского легиона, 6-го легиона и 10-го легиона Гемина. В противовес этим девятнадцати легионам на Западе, т.е. около 114 тыс. человек, на Востоке было только шесть легионов — четыре в Сирии и два в Египте. Но этот расклад римских сил будет неполным, если не упомянуть римский флот в портах Мизены и Равенны и гарнизон в Риме, с тремя городскими когортами и девятью преторскими, а также стражей. Этот гарнизон был расквартирован в столице в одном-единственном лагере на окраине Рима.

Что касается гражданского правления, то его итоги были так представлены Тацитом в 23 году:

«Государственные дела, равно как и важнейшие частные, рассматривались в сенате и видным сенаторам предоставлялась возможность высказать о них мнение, а если кто впадал в лесть, то сам Тиберий его останавливал. Предлагая кого-либо на высшие должности, он принимал во внимание знатность предков, добытые на военной службе отличия и дарования на гражданском поприще, чтобы не возникло сомнений, что данное лицо — наиболее подходящее. Воздавалось должное уважение консулам, должное — преторам; беспрепятственно отправляли свои обязанности и низшие магистраты. Повсюду, кроме судебных разбирательств об оскорблении величия, неуклонно соблюдались законы. Снабжением хлеба и сбором налогов и прочих поступлений в государственную казну занимались объединения римских всадников. Ведать своими личными доходами Тиберий обычно поручал честнейшим людям, иногда ранее ему неизвестным, но доверяясь их доброй славе; принятые к нему на службу, они неограниченно долгое время пребывали на ней, так что большая их часть достигала старости, выполняя все те же обязанности. Хотя простой народ и страдал от высоких цен на зерно, в этом не было вины принцепса, не жалевшего ни средств, ни усилий, чтобы преодолеть бесплодие почвы и бури на море. Заботился он и о том, чтобы во избежание волнений в провинциях их не обременяли новыми тяготами, и они безропотно несли старые... Телесных наказаний и конфискаций имущества не было. Поместья Тиберия в Италии были немногочисленны, рабы — доброго поведения, дворцовое хозяйство — на руках у немногих вольноотпущенников; и если случались у него тяжбы с частными лицами, то разрешали их суд и законы.

Неприветливый в обращении и большинству соприкасавшихся с ним внушавший страх, он держался тем не менее этих порядков, и лишь после смерти Друза все пошло по-другому» (Тацит, Анналы, IV, 6-7).

Такая оценка подтверждена Светонием (Тиберий, 26-33), который подчеркивает, что однажды во время голосования, когда сенат разделился на две противоборствующие группы, Тиберий присоединился к меньшинству, однако за ним никто не последовал. Но Светоний, как и Тацит, который все это написал веком позже, исходили из того, что институты при принципатах Нервы и Траяна работали безупречно. Однако во времена Тиберия политическая практика была более разнообразной и быстрее развивалась по сравнению с той, что была в последние годы принципата Августа. Главное событие состояло в передаче права народного волеизъявления сенату. В римской демократической республике времен Цицерона кандидаты в магистратуры должны были принадлежать к классу, имеющему избирательный ценз. Кандидаты на посты консулов и преторов принадлежали к первому классу, но ценз был не очень высоким. До прихода к власти Августа большое значение имело владение имуществом. Достичь первого класса, стать всадником, избираться — все это было доступно нобилям. Знатные люди в городах Италии, в колониях или муниципиях римских граждан в провинциях, могли стать римскими всадниками, а затем, пройдя магистратуру Рима, стать сенаторами. Старые сенаторские семьи должны были бороться с новыми семьями и эта конкуренция находила выражение во время ежегодных выборных комиций (народных собраний). С этой стороны не было центуриатных комиций, потому что их выбирали консулы и преторы, которые представляли опасность, ибо старые семьи и принцепс имели возможность легко контролировать собрание небольшого числа избирателей. Зато трибутные комиции, т.е. территориально-родовые, действовали во время выборов квесторов, плебейских трибунов и эдилов, когда можно было получить низшую магистратуру, позволяющую стать членом сената и быть известным принцепсу.

Во время этих трибутных комиций, кандидаты, количество которых обычно было больше, чем число должностей, вели активную кампанию; то же самое было и во время центуриатных комиций. Обычно обращались к народу и вообще ко всем гражданам, работающим и безработным, простым и знатным. Существовал некий политический треугольник: диалог принцепса с народом и сенатом, диалог сената с народом и принцепсом; наконец, правовые или основанные на обычае взаимоотношения между народом и принцепсом или между народом и сенатом. Можно посчитать эту схему несколько карикатурной, но невозможно отрицать, что теоретически участники играли именно в такую игру. Главные же усилия Тиберия были направлены на разрыв взаимосвязей между народом и сенатом и, благоприятствуя сенаторам, он стремился к политическому диалогу с глазу на глаз между принцепсом и сенатом.

Тацит фиксирует этот важный факт после погребения Августа осенью 14 года: «Тогда впервые избирать должностных лиц стали сенаторы, а не собрания граждан на Марсовом поле, ибо до этого, хотя все наиболее важное вершилось по усмотрению принцепса, кое-что делалось и по настоянию триб. И народ, если не считать легкого ропота, не жаловался на то, что у него отняли исконное право, да и сенаторы, избавленные от щедрых раздач и унизительных домогательств, охотно приняли это новшество, причем Тиберий взял на себя обязательство ограничиваться выдвижением не более четырех кандидатов, которые, впрочем, не подлежали отводу и избрание которых было предрешено» (Тацит, Анналы, I, 15).

Эта эволюция была заметна, начиная с принципата Августа, под покровительством которого Тиберий хотел ее провести, и вероятно, она было поэтапно осуществлена с начала принципата Тиберия. Отныне сенат стал советом, куда входили по знакомству и по желанию принцепса. Добавим, что сенат стал единственным источником закона, будучи местом больших административных и политических дискуссий, а что касается управления общественными делами, то он оставался высшим судом как для всадников, так для сенаторов. Если можно использовать термин «диархия», то он, кажется, лучше подходит принципату Тиберия, по крайней мере, до тех пор, пока принцепс оставался в Риме и играл свою роль, т.е. до 26 года. Тиберий в какой-то мере купил эту легитимность у сенаторов, повышая их престиж и положение в государстве. Соглашение принцепса и сената держало городской плебс в повиновении: за похоронами Августа в 14 году или Германика в 20 году тщательно наблюдали и устраивали их таким образом, чтобы предотвратить эксцессы. Все же в 20 году, во время процесса над Пизоном, было народное возмущение против обвиняемого, но оно не имело последствий. Стало очевидно, что принцепс был оплотом сената против любых народных волнений, против любого неповиновения солдат, и это в определенной степени ставило сенат в зависимость от Тиберия.