Калигула
Шрифт:
Муций. Вот уже три года.
Старый патриций. Он сделал меня посмешищем на всю жизнь. Он называет меня "женушкой".
Муций. Вот уже три года.
Первый патриций. Каждый вечер, совершая прогулку, он заставляет нас бегать вокруг его носилок.
Второй патриций. И еще говорит, что бег полезен для здоровья.
Муций. Вот уже три года.
Старый патриций. Это нельзя извинить.
Третий патриций. Да, такое
Первый патриций. Патрициан! Он конфисковал твое имущество; Сципион! он убил твоего отца; Октавий! он отобрал у тебя жену и теперь принудил ее работать в своем публичном доме; Лепидий, он убил твоего сына. И вы готовы все это стерпеть? Я сделал свой выбор. Я не могу колебаться меж риском и этой невыносимой жизнью в страхе и беспомощности.
Сципион. Убив моего отца, он определил мой выбор.
Первый патриций. Вы еще сомневаетесь?
Третий патриций. Мы с тобой. Он отдал наши места в цирке народу, чтобы еще больше нас уязвить, и довел нас до того, что мы должны драться с чернью.
Старый патриций. Сволочь.
Второй патриций. Циник.
Третий патриций. Шут гороховый.
Старый патриций. Импотент.
Четвертый патриций. Вот уже три года.
Суматоха. Хватаются за оружие. Падает факел. Стол перевернут. Все устремляются к выходу. Входит бесстрастный Керея и останавливает их.
Керея. Куда это вы?
Третий патриций. Во дворец.
Керея. Понятно. И вы думаете, вас впустят?
Третий патриций. Мы не собираемся просить позволения.
Керея. Смотри-ка, как вы вдруг осмелели! Могу я, по крайней мере, присесть в своем собственном доме?
Дверь закрывается, Керея проходит к опрокинутому столу и усаживается на угол. Все поворачиваются к нему.
Керея. Это не так легко, как вам кажется, друзья. Страх не заменит вам отвагу и хладнокровие. Рано вы все это затеяли.
Третий патриций. Если ты не с нами – иди прочь. Но придержи язык.
Керея. Думаю, я все же с вами. Но у меня на то иные причины.
Третий патриций. Хватит болтать.
Керея (поднявшись). В самом деле, хватит. Я хочу внести ясность. Ибо хоть я и с вами, я не за вас. Ваши методы мне не по душе. Вы не знаете истинного своего врага, вы приписываете ему мелкие цели. А у него цели только великие! Вы идете навстречу собственной гибели. Сумейте вначале увидеть его таким, какой он есть. И тогда вы сможете с ним бороться.
Третий патриций. Мы видим, какой он есть! Самый сумасшедший из тиранов!
Керея. Не уверен. Сумасшедшие императоры нам не в новость. Но этот не такой уж сумасшедший. Я ненавижу его за то, что он знает, чего он хочет.
Первый патриций. Он хочет всем смерти.
Керея. Нет, ибо смерть для него – вещь второстепенная. Он поставил свое могущество на службу страсти более высокой и губительной. Он угрожает самой нашей сути. Бесспорно, это не первый случай, когда человек наделен властью безграничной, но это первый случай, когда он безгранично ею пользуется и доходит до того, что отрицает людей и мир. Вот что ужасает меня в нем, и вот с чем я хочу бороться. Потерять жизнь – пустяк, и мне достанет храбрости, когда это будет нужно. Но видеть, как теряется смысл этой жизни, как исчезает сама необходимость существования – вот что нестерпимо. Жить в бессмысленном мире нельзя.
Первый патриций. Месть – вот в чем смысл.
Керея. Да, и я буду мстить вместе с вами. Но не из участия к вашим маленьким унижениям, а для того, чтобы сразиться с великой идеей, торжество которой означает конец света. Мне все равно, если вас осмеют, но мне не все равно, если Калигула сделает то, о чем он мечтает, – и сделает все, о чем он мечтает. Он превратит свою философию в трупы, а к несчастью эта философия не приемлет контраргументов. Нужно бить, когда не можешь опровергнуть.
Третий патриций. Значит, нужно действовать.
Керея. Да, действовать нужно. Но вам не сломит власти, идя напролом, когда власть эта в полной силе. Можно бороться с тиранией. Но для этого надо научиться хитрить с бескорыстной злобой, надо потворствовать ей, ожидая, пока логика не превратится в слабоумие. Говорю вам еще раз: я с вами, но только на время. Потом у меня будут другие цели. Я лишь хочу восстановить мир во вновь сплоченном мире. Мною движет не честолюбие, но разумный страх: страх перед этим бесчеловечным лиризмом, согласно которому моя жизнь – ничто.
Первый патриций (приближаясь). Мне кажется, я понял. Или почти понял. Но в главном мы сходимся: основы нашего общества поколеблены. Для нас это прежде всего вопрос морали, не так ли? Семьи трепещут, всякий труд теряет уважение. Отечество проклято. Добродетель призывает нас на помощь. Можем ли мы не внять ее призывам? Патриции! Согласны ли вы бегать каждый вечер вокруг носилок Цезаря?
Старый патриций. Будете ли вы позволять, чтобы вас называли "моя дорогая"?
Третий патриций. И отбирали у вас жен?
Второй патриций. И детей!
Муций. И деньги!
Пятый патриций. Нет!
Первый патриций. Керея, ты хорошо говорил. Ты хорошо сделал, что остановил нас. Рано действовать. Сегодня народ был бы еще против нас. Но, Керея, будешь ли ты с нами, когда придет время?
Керея. Да. Позволим Калигуле действовать. Даже будем подталкивать его по этой дороге. Организуем его безумие. Наступит день, когда он останется один на один с империей мертвецов – и родителей этих мертвецов.