Калинка-малинка для Кощея
Шрифт:
Я отошла от зеркала и села на лавку. Задумчиво посмотрела в окно. Хорош кощеев сад, ничего не скажешь. Цветов тут разных видимо-невидимо. Дивислав сказал, что занимается этим его матушка. Она, кстати, оказалась обычным человеком. Дочкой къевского купца. Даже будучи уже немолодой, выглядела прекрасно. Кожа белая, в чёрных волосах нет и намека на серебро седины. А глаза красивущие, синие-синие, цвета заморского шёлка, какой везут с дальних южных островов, поговаривая, что это на самом деле застывшая морская вода, которую богиня бескрайних вод обратила в ткань. Чтобы женщины, которые её почитают,
Рада умна, расторопна, обладает купеческой хваткой. Это я поняла, когда меня осмотрели, словно товар, оценили, взвесили и едва заметно кивнули. Мол, сынок, молодец. Годится. Веди в светелку, обряжай к свадьбе. С одной стороны, приличной девице надо бы обидеться да в позу стать, чай не ложка на прилавке. А с другой… уж лучше такой вот купеческий подход, чем сказки о вечной любви. Тут хоть всё понятно, а с любовью… всегда чревато сюрпризом. Да и не факт, что приятным.
Дверь хлопнула, ко мне влетела Забава. Осмотрела со всех сторон, восторженно хлопнула в ладоши.
— Ой, хороша же! Все кощеевы девицы обзавидуются!
— Не кощеевы, а межанские.
— Это одно и то же, — отмахнулась подруга.
Сама Забава вырядилась в зелёный сарафан, рубашку с растительно-ягодным узором. Заплела в косы расшитые цветами ленты. Свидетельницей пойдёт, рушники будет держать, перед тем как постелить их перед нашими ногами во время обряда.
Я еще раз взглянула в зеркало. У меня-то вовсе и рубаха, и сарафан расшиты жемчугом. Ткань белая что снег. И на ощупь мягкая-мягкая, будто из лебяжьего пуха кто шил.
Каштановые волосы убраны назад, венец переливается каменьями драгоценными, на запястьях браслеты серебряные. Рада, купеческая её душа, всё золото предлагала, но я отказалась. Не могу принимать такие дорогие подарки. На венец вон еле уговорили, а то, говорит, не положено. Где это видано, чтобы невеста кощеева в деревянных бусах замуж шла. А я что? Я бы и пошла. Только вот глупо упираться не было смысла. Скандал, он никому не нужен, знаете ли. Поэтому тут уже и согласилась.
Конечно, в целом, на душе тоска да и только. Неплохо бы, чтобы по — нормальному. А то замуж иду, чтобы силу получить и не пострадать от замыслов Змеиного царя. Он-то, может, ничего дурного и не задумал, только всё равно верить не стоит. У этих, высших да древних всегда что-то на уме. Им простого человека обвести вокруг пальца — всё равно что дорогу перейти.
Дивислав, надо отдать должное, вел себя хорошо. Поддерживал меня, вовремя цыкал на интересующихся. А порой и одного взгляда хватало. Как ни странно, никакой злобы я не чувствовала. Неуемное любопытство — да. Но не злобу точно.
— Слушай, — вдруг таинственно начала Забава, — а тебе не кажется, что это всё странно?
— А ты только заметила? — не сдержала я ехидства.
— Не умничай, — фыркнула она. — Но задумайся: все ведут себя так, словно тебя ждали. Никто не удивился, что Дивислав привел девицу и сказал: «Здравствуйте, это Калина, теперь она будет тут жить».
Вася хрюкнул за сундуком. Ага, вот куда он забрался. Боже, сколько можно лопать? Возникает ощущение, что он вечно голоден!
Я переключилась с мыслей о ненасытном филине на сказанное Забавой. Хм, а ведь в этом есть зерно истины. Я-то, со всем этим Калиновым мостом, условиями Змеиного царя и надеждой на то, что отыщем Леля, совсем не задумалась о Кощеевых родителях. Но и правда — никто не удивился!
— Ты хочешь сказать, что Дивислав чего-то мне не говорил?
— Молчал, окаянный, — донесся голос Василия, — а я, между прочим, знаю кое-что любопытное.
— И что же?
В ответ — таинственное молчание. При этом настолько исполненное пафоса, что захотелось немедленно взять сковороду и настучать ему по голове. Только вот сковорода невесте не положена. А жаль.
Забава, словно почуяв мой настрой, деловито подошла к сундуку и ухватила Ваську за шкирку.
— Ой-ой-ой, что творишь, окаянная? У меня же душа нежная!
Я невольно улыбнулась. Против ручки богатырской, пусть и девичьей, не попрёшь.
— А как душа относится к твоей шкуре, перьями утыканной? — прищурилась Забава. — Ну-ка, быстро рассказывай! И да, прекрати меня своими лапами грязными толкать! Тут шитье дорогое!
— Они не грязные! — возмущённо взвыл он и попытался отбрыкиваться.
Что, конечно, похвально, но очень глупо. Впрочем, об этом я сказать не успела — в дверь постучали.
Мы с Забавой переглянулись.
— Да, войдите! — крикнула я.
Дверь бесшумно распахнулась, на пороге стоял Дивислав. Ой-ой-ой. Весь подтянутый такой, наряд что ночка черная, серебром перевитая. Высокий ворот, руки до запястий скрыты, сапоги начищены так, что и ступать, наверное, в таких совестно-то. Пусть и на собственную свадьбу. За спиной плащ до пят, черный-черный. Волосы цвета воронова крыла спускаются за спину, вместо ленты — узкий платиновый венец с темными камнями. На камни смотреть сладко и страшно: кажется, что там сверкает весь Млечный путь.
На лице не дрогнет ни единый мускул, глаза — небо осеннее. Но смотришь на него и понимаешь — хорош. Дивно хорош. И имя подходит. И не то чтобы сердце в груди чаще забилось, но однозначно дрогнуло.
«Неужто это всё будет моё?» — мелькнула шальная мысль.
И тут же сама удивилась. Ничего себе. Неужто всё же умудрилась влюбиться в него? Прислушалась к себе. Хм, вроде бы никаких волнений душевных, сердечных и прочих. Странно. А вот когда на него так Забава восхищённо смотрит, то почему-то внутри словно коготками котёночка царапает. Нет, может, реально эта… как её… любовь? Вот кто рассказывает про мотыльков да бабочек, а у меня — котята?
Погрузившись в собственные мысли, даже не сразу поняла, что Дивислав ласково попросил Забаву удалиться. Помог вышвырнуть Ваську в окно (не очень ласково) и сел возле меня.
— Калина.
— А?
— У тебя не припрятан кинжал в рукаве? — подозрительно уточнил он.
Вдруг напряжение ушло. Если жених задумывается о таких вещах, значит, с ним можно говорить. И не кидается ни с поцелуями, ни с объятиями. Сидит рядом тихо так, задумчиво. Кажется, и взял бы за руку, но что-то останавливает. А может, сейчас не до этого.