Калиостро и египетское масонство
Шрифт:
Что он ответит на первый вопрос следствия? Имя, фамилия, титулы? Что за женщина приставлена следить за его богатством, то есть кто такая графиня де Калиостро?
Итак, адвокату графини де ла Мотт недостаточно было оскорблять меня и клеветать на меня. Теперь он решил напасть на меня, ударив по самому больному и незащищенному месту. Он ищет средств опорочить мою жену. Я мог бы простить любой выпад, направленный против меня самого, но против моей жены!.. Что она ему сделала? Что она сделала графине де ла Мотт? Как может известный в обществе человек чести позволять себе ронять ее, наполняя горечью сердце невинной и добродетельной женщины, ни в коей мере не враждебной ни ему, ни его подзащитной, против которой нет ни одной жалобы,
Что же касается подтверждений законности наших брачных уз, которых они, по их мнению, имеют право у меня требовать, я готов их обнародовать, если это будет необходимо, как только обрету свободу перемещения и свободу распоряжаться своими документами.
Графиня де ла Мотт осмеливается утверждать, что один из моих слуг похваляется тем, что состоит у меня в услужении 150 лет, что я неоднократно заявлял, что мне 300 лет от роду, а иногда – что будто бы я присутствовал на свадьбе в Кане. По этой причине я якобы и затеял непристойную пародию на трансмутацию сверхъестественного элемента, решив разобрать ожерелье на сотни частей, а затем передать его вновь в целости августейшей Королеве. Также иногда [утверждается], что я португальский еврей, а иногда – что грек или египтянин из Александрии, откуда я, мол, и привез в Европу тамошние аллегории и колдовство; что я один из тех невероятных розенкрейцеров, которые беседуют с умершими, что я лечу бедняков бесплатно, чтобы дорого продавать бессмертие богатым; что общество мое состоит из визионеров всякого сорта. И наконец, она завершает свое «изобличение» тем, что дает понять, что я совершал всякие предосудительные поступки при европейских дворах, о чем имеет какие-то сведения госпожа Бомер.
Читатель может положиться на мое слово в том, что я не стану подробно отвечать на этот поток оскорблений и нелепостей.
Я уже писал, что получил образование и воспитание как сын христианских родителей. Я никогда не был ни иудеем, ни магометанином. Две эти религии накладывают на своих приверженцев некие неизгладимые отпечатки. Правдивость моих слов может быть легко доказана, и чем оставлять хотя бы тень сомнений относительно этого, я готов подвергнуться осмотру, гораздо более постыдному для тех, кто может его потребовать, чем для того, кто, собственно, будет ему подвергнут.
Более того, я настаиваю на том, чтобы графиня де ла Мотт пояснила, какие именно предосудительные деяния она мне приписывает. Пусть она бесстрашно укажет мне того богача, которому я продал бессмертие. Пусть она снизойдет до подробного описания какого-либо моего деяния, оставившего по себе дурную славу при каком-либо европейском дворе. И что важнее всего, я настаиваю, чтобы она пояснила, какие именно мои злонамеренные поступки известны госпоже Бомер.
Если графиня де ла Мотт полагает достаточным очернять меня в неопределенных и смутных выражениях, допуская при этом коварные умолчания и ничем не отвечая на официально предъявленные ей обвинения, я заявляю ей раз и навсегда, что у меня заготовлен на все ее оскорбления и умолчания в прошлом, настоящем и будущем один лаконичный ответ, энергичный и ясный, в свое время уже ранее использовавшийся автором «Провинциала» в похожем случае в отношении могущественного общества, ответ, который учтивость запрещает мне изложить на французском языке, но который, я убежден, господа адвокаты графини де ла Мотт смогут ей растолковать, и ответ этот – «Mentiris impudentissime!» 173 .
173
Бесстыднейшая ложь! (лат.) – цитата из «Писем к провинциалу» (1656) Блеза Паскаля. – Прим. перев.
Далее госпожа де ла Мотт пересказывает на свой собственный манер историю о воздействии на свою племянницу магнетизмом, при этом прибавляя к ней множество обстоятельств, целиком ею вымышленных и вплетаемых в общую ткань повествования об ожерелье с удивительной нестройностью и множеством нестыковок и натяжек, которые она даже не берет на себя труд скрывать. Она вкладывает в уста кардинала де Роана, академика и придворного, слова, исполненные столь отвратительного коварства, что последний лакей не смог бы их произнести, не покраснев. Она якобы слышала за экраном звуки поцелуев, которыми будто бы обменивались благой ангел и ее племянница. А на столе, по ее утверждению, были навалены предметы, по меньшей мере, могшие вызвать смертельный ужас. Там якобы были скрещенные мечи, ленты разных цветов, кресты разных орденов, кинжал и графин необычайно чистой воды.
В качестве описания предельной степени ужаса она приводит следующие слова:
Это мрачное зрелище освещалось поразительным светом.
Далее, по ее словам, за всей этой поражающей воображение сценой последовало то, что я привел графиню де ла Мотт к присяге хранить случившееся в тайне, а потом приказал принцу пойти и принести большую белую шкатулку. Он затем открыл ее и поручил графине де ла Мотт продать и передать для продажи своему супругу некоторое количество бриллиантов.
Тут или сочтешь, что графиня де ла Мотт совершенно потеряла рассудок, или посчитаешь, что она настолько глубоко убеждена в легковерии своих судей, что надеется выпутаться из этого дела, распуская подобные нелепые слухи.
Ранее, на странице 40 своего Мемуара и последующих страницах, я уже рассказывал, как так получилось, что я оказался вовлечен в эту историю, а также изложил свои вполне добросовестные мотивы. Г-н принц Люксембуржский 174 и г-н де Карбоньер могут засвидетельствовать, в случае необходимости, правдивость ответов, данных мной на допросе.
174
Анн-Шарль Сигизмунд де Монморенси-Люксембург, десятый герцог де Пине, заместитель Великого Мастера Великого Востока Франции и главный администратор послушания в 1773-1789 гг. – Прим. перев.
«Первого и второго августа, – пишет она, – г-н кардинал показал графине де ла Мотт небольшую записку, края которой он предварительно завернул сверху и снизу, так, чтобы можно было прочесть только написанное посередине. Госпожа де ла Мотт прочла (на это следует обратить внимание): «Я посылаю с маленькой графиней…» – далее следовал ряд цифр, которые госпожа де ла Мотт не смогла свести в общую сумму. И далее она прочла:»…чтобы утихомирить этих несчастных нечестивцев; мне было бы жаль, если бы они оказались в нужде». Прочтя это, г-н де Роан воскликнул: «Неужели она обманула меня, эта маленькая графиня? Но это невозможно, я слишком хорошо знаю г-жу де Калиостро».
Здесь не может быть двух мнений: тут впору предположить, что присутствуй там сама графиня де ла Мотт, именно ей могли быть адресованы слова: «Неужели вы обманули меня? Ведь я слишком хорошо знаю г-жу де Калиостро».
Одни лишь басни, никаких доказательств, никакого правдоподобия. Что хотела графиня де ла Мотт выразить этими нелепицами? Кому было адресовано это письмо? Она не пишет о его адресате. Тогда кем оно было написано? Моей женой? Но она не умеет писать, о чем я уже сообщал ранее. Мною? Но я крайне редко пишу по-итальянски и никогда – по-французски. Г-ном кардиналом де Роаном? В таком случае зачем было бы ему читать графине де ла Мотт часть письма, пряча при этом от нее остальное? Что значит это восклицание после прочтения трех-четырех слов из им же самим написанного письма? Что это за обман, в котором он мог тогда заподозрить мою жену? Почему, говоря о ней, он сначала называет ее с фамильярностью «маленькой графиней», и тут же – с почтением, «госпожа де Калиостро»?
Совершенно ясно, что в этой части своего Мемуара графиня де ла Мотт пыталась вменить в вину моей жене совершение аферы, о которой та никогда не имела ни малейшего представления, дабы сразу все обвинения свалились на мою голову.
И вот как графиня де ла Мотт завершает свою пространную диатрибу:
Этот человек должен знать, что пусть в наш образованный век просвещенные Трибуналы уже давно не приговаривают к смертной казни за колдовство в самом прямом смысле этого слова, все равно эти Трибуналы выносят свои суждения, когда колдовство сопровождается ведьмовством, кражами и подлогами, а превыше всего – когда все это умножается учеными и в школах.