Каллиграфия убийства

Лев Иванович Гуров стоял в своем кабинете возле окна и смотрел на улицу. Настроение у него было под стать серому и унылому ноябрьскому дню – такое же хмурое и серое. В руках оперуполномоченный Главного управления уголовного розыска по России держал кружку с растворенным в горячей воде «ТераФлю» с лимоном и время от времени, морщась, делал глоток.

– Надо было тебе оставаться дома, в постели, как советовала Мария, – подняв голову от компьютера, высказал мнение Станислав Крячко – коллега и друг Гурова. –

А вдруг ты заразный и всех тут перезаразишь? Все уйдут на больничный и некому будет раскрывать преступления, – не то с укором, не то с надеждой добавил он.

– Кого тут заражать? – скептически посмотрел на него Лев Иванович. – В кабинете, кроме нас двоих, никого нет. А преступления, по крайней мере, те, что были у нас, мы с тобой уже все раскрыли. И вообще – «но, боже мой, какая скука с больным сидеть и день и ночь, не отходя ни шагу прочь», – процитировал он и добавил: – Никто почему-то не подумал, что болеть – еще более скучное занятие, чем ухаживать за больным. Вот скажи мне, пожалуйста, тебе нравится болеть и лежать в постели?

– Нет, конечно, – хмыкнул Крячко. – Болеть нравится только школьникам и старушкам. Первым – потому что не нужно идти в школу, а вторым – потому что есть повод привлечь к себе внимание родственников и сходить в поликлинику, чтобы встретить там родственную душу.

На некоторое время в кабинете повисла тишина – оба его хозяина были заняты каждый своим делом. Станислав что-то выстукивал на клавиатуре, а Лев Иванович тоскливо смотрел на улицу. На улице шел снег, было сыро и промозгло. Машины ехали по дорогам, а пешеходы спешили куда-то по своим делам по тротуарам – все было как всегда, а поэтому было скучно. Лев Иванович предпочел бы сейчас заняться каким-нибудь делом. Даже нелюбимая бумажная работа была бы для него хоть каким-то видом деятельности. Но… Но простуда, а особенно сильный насморк, угнетали его и сводили все его желания на нет. Ему и вправду вдруг захотелось лечь в постель и уснуть, тем более что предыдущую ночь он практически не спал.

– Может, и вправду домой поехать, – задумчиво пробормотал он.

– Что ты там себе под нос бормочешь? – спросил Станислав и потянулся на стуле.

– Ноябрь, – философски заметил Лев Иванович, не отрывая взгляда от окна.

– Ага, а ты только что это заметил, да? – поддел его напарник.

Лев Иванович хотел что-то ответить и повернул к Крячко голову, но ничего сказать не успел, потому что в кабинет вошли трое. Гуров и Крячко удивленно и в то же время настороженно посмотрели на вошедших. Ничего хорошего, кроме как нового задания, этот визит им явно не сулил.

– Отлично, оба на месте, – обрадованно сообщил непонятно кому – себе, оперативникам или тем, с кем он пришел, – генерал Орлов.

Орлов Петр Николаевич хотя и был хорошим другом Гурова и Крячко, но прежде всего был их непосредственным начальником. Обычно он вызывал оперативников к себе в кабинет, а сам заглядывал к ним редко. И эти редкие визиты обычно заканчивались или сложным расследованием какого-нибудь преступления, или дальней командировкой. А зачастую и тем и другим. Поэтому и в этот раз Лев Иванович и Станислав насторожились. И не потому, что боялись сложной работы, а скорее, из-за того, что одним из спутников Орлова был хорошо знакомый им следователь из Главного следственного комитета – Арцыбашев Илья Иванович. Именно его присутствие

как раз и наводило сыщиков на мысль, что им предстоит необычное и довольно сложное дело.

Арцыбашев слыл у всех, кто с ним когда-либо сталкивался по работе, весьма мягким и интеллигентным человеком. Что в общем-то не мешало, а возможно, даже и помогало ему быть весьма дотошным следователем. Этот приземистый, полноватый человек с ранними залысинами и в очках с тонкой оправой чем-то напоминал сельского доктора – такого, каким его обычно описывали в произведениях конца девятнадцатого – начала двадцатого столетия. Голос он никогда не повышал, говорил ровно, спокойно, и собеседнику трудно было понять, какие у Ильи Ивановича эмоции. Он даже отчитывал кого-нибудь из своих помощников так, словно не ругал их вовсе, а наставлял, давал ценный совет, предлагал что-то исправить, но при этом не настаивал на выполнении своей просьбы.

Вторым, а вернее, второй спутницей Орлова была совсем молодая, лет двадцати четырех, девушка. Внешность у нее была, надо сказать, несколько экстравагантная. В иссиня-черных волосах пробивались голубые и зеленые прядки, в тонкой ноздре был виден пирсинг в виде колечка с камешком, джинсы, несмотря на прохладную ноябрьскую погоду, были по-модному порваны в разных местах, а свитер на ней был такого ярко-радужного цвета, что у Льва Николаевича зарябило в глазах. К груди девушка двумя руками, как некое сокровище, прижимала весьма объемную и, по всей видимости, тяжелую папку.

– Думаю, что представлять вам Илью Ивановича нет нужды, – бодро заговорил Орлов. – А вот эту милую барышню, – Петр Николаевич отступил на шаг, открывая взору оперативников всю прелесть представляемой им девушки, – зовут Елена Витальевна Сухова. Она студентка последнего курса ИМПЭ имени Грибоедова на курсе психологии. А также проходит заочные курсы криминального специалиста-профайлера в Академии детекции лжи. Будущий, так сказать, психолог-профайлер, которая, вполне возможно, скоро будет работать у нас в управлении.

После этих слов начальника Гуров и Крячко невольно переглянулись. Эта девушка никак не напоминала им будущего специалиста по профайлингу. А уж тем более работающую в Главном управлении уголовного розыска. Но оба промолчали. Начальству виднее, кого оно будет принимать на работу. Словно прочитав их мысли, Орлов добродушно улыбнулся и сказал:

– Вы не смотрите на ее внешность. Нынче молодежь еще и не таким образом себя позиционирует. Главное в нашей работе не внешность, а цепкий ум, уверенность в успехе раскрытия преступления и внимательное отношение к мелочам. А все это, как я понял из слов Ильи Ивановича, Елене Витальевне не занимать. Если бы это было не так, то она бы не была лучшей студенткой на своем потоке и тем более не стояла бы сейчас рядом с нами в этом кабинете.

В этот раз слова Орлова вызвали не только вопросительные взгляды оперативников, но и некоторое смущение на лице девушки. Хотя она и пыталась не показать, что слова Петра Николаевича задели ее (лицо оставалось непроницаемо-серьезным), опытный взгляд Гурова сразу отметил вспыхнувший на ее щеках румянец.

Орлов посмотрел на часы на своем запястье и проговорил:

– Так, давайте я вас скоренько введу в курс дела, а то мне нужно срочно быть в министерстве на совещании, а потом вы тут сами разбирайтесь дальше.