Калямбра
Шрифт:
Вина во всем этом происшествии, ясно, лежит на вашем лечебном заведении.
Потому ввиду моего затруднительного материального положения прошу в моей алиментарной просьбе не отказать.
Бутейко М. Д., кормящая мать»
Белая ночь, часа три, светло. На улицах Питера редкий народ. Всем почему-то радостно. То ли от воды, то ли от света. В районе Дворцовой площади навстречу идут, обнявшись, два совершенно счастливых парня. На них белые брюки, белые рубашки. Всем встречным, улыбаясь до ушей, они сообщают: «Нет! Мы не пидоры!»
Август. Принято вспоминать про «Курск»
Подводники немного другие. Не такие как все. Этот мир для них не реален. Для них реален тот, подводный мир, где опасности со всех сторон, а этот – какой-то несерьезный, смешной. А еще они проверяют этот мир на прочность или опасность. Они словно говорят: «Смотри, он же гнется во все стороны, как обычный картон, он совсем не опасен».
Вот идут два лейтенанта по Троицкому мосту в Питере, в форме, при всем параде. Один другому говорит: «Спорим, что сейчас с моста прыгну?» – и прыгает. Там метров двадцать пять до воды.
Еще о «Курске». Государству я не верю. И в 6 часов жизни тех, в 9-м отсеке, не верю. Если подводник пишет записку – значит, он боролся до конца. Не меньше трех суток.
Да, они могли выйти. Но надо было выходить самим. Сразу. Не ждать помощи. Помощь от адмиралов всегда придет невовремя. Холодная, бесстыжая сволочь.
Те ребята мне в сыновья годились.
Конечно, им надо было сразу собраться в 9-м, снарядить всю регенерацию, подготовить люк к открытию, одеться в теплое белье и СГП, растянуть тубус на люке, обступить его со всех сторон и дать в отсек ВВД. Чуть больше 7,5 кило (над люком было 74 метра). Если повышаешь давление за минуту, то кессонки не будет. Давление чуть выше 7,5 – и крышку люка сорвет, вода войдет внутрь и будет стоять у края тубоса. Под него – и выныривай. Свободное всплытие без аппаратов. За минуту вышли бы все.
Но это так. Взгляд со стороны. Никто не рассчитан на такое напряжение. Никто не рассчитан на то, что ведешь себя умно, не теряешь самообладания, когда от удара тебя мешает с ящиками ЗИПа и сорванными с места электрощитами.
Рассказали одну историю. Мама и ее взрослая дочь возвращаются с дачи, идут полем к электричке. Маме захотелось пописать, она ищет кусты. Кустики есть, но только они редкие и жидкие какие-то. Она лезет в них задом, а дочь ее корректирует, обе при этом кричат.
– Видно?
– Да, да, видно, еще дальше.
Мама – женщина, кстати, необычайно дородная, с приятными, хоть и огромными формами – пятится дальше в кусты.
– Видно?
– Да, да, давай еще!
Она еще пятится, и еще, и еще.
Наконец, дочь ей делает отмашку – начинай! – она садится и натруженно ссыт.
Когда она уже встала, облегченно натягивая трусы, сзади раздался голос:
– Хорошо, что не в стакан.
Она обернулась в небывалом смущении, и перед ней предстала картина: три мужика, расположившись со стаканами в руках на травке, в ужасе наблюдали, как на их скатерть-самобранку из кустов неумолимо, как бульдозер, руководимый далеким бригадиром, надвигается необъятная женская задница.
Позвонили со шведского телевидения. Шведы нашли в своем фьорде на глубине 115 метров затонувшую подводную лодку.
«Вы, как эксперт, могли бы нам сказать, русская это лодка или нет. Мы смотрели ваш фильм…»
Я сказал им, что я не эксперт, а писатель. Потом согласился – присылайте фото, посмотрим.
«Водолазов надо спускать!» – «Глубина там большая!» – «Какая
Русские водолазы – это хорошо, конечно.
Подозревают, что лодка 50-х или 60-х годов. По натовской классификации «Фокстрот». По нашей – 641 проект.
«Там еще за рубкой у нее зенитная установка! И обратите внимание на иллюминаторы на рубке! Их очень много!»
Ну, да. Ставили такое когда-то, но после войны уже всем было ясно, что главное для подводника – нырнуть и уйти, оторваться от преследования маневром по глубине и по скорости, а не вступать в дуэль с самолетом. Тот всегда в плюсе. Но это знание пришло в военные умы не сразу. Все пытались из лодки танк сделать.
«Мы думаем, что это русская лодка!»
«А почему не немецкая?»
«Немцы сообщали о всех своих потерях! И координаты давали!»
Боже ж ты мой! Уже весь мир знает, что только русские бросают своих.
Человек служивый здесь, в России, должен понимать, что только от его умения и зависит его жизнь. Ему надо, наконец, сказать: «Тебя никто не будет спасать. Наоборот, если ты в этой стране спасешься сам, то придет дядя прокурор и оценит, так ли ты при своем спасении защищал Отечество, как ему, этому дяде, хочется. А сломаешься – заменят, как винтик. В лучшем случае железку на грудь повесят. В худшем – так зароют. Пойми, тут в цене мертвые, а не живые. Тут любое количество положат просто так. Походя. И унижать тебя будут. Это обязательно. А теперь скажи: готов служить? Если готов – служи, но обо всем этом помни. Это Россия. Тут по-другому не бывает».
Моя жена иногда спрашивает быстрее, чем успевает подумать. Смотрим телевизор. Там упоминается Росинант.
– А Росинант это чья лошадь, Вронского или Македонского?
– Росинант – это лошадь Пржевальского! – говорю я. – А у Македонского был Буцефал, что в переводе с родного языка Александра Филипповича означает «фалл в бутсах».
В рассказе «Авария» все стилизовано под записи в вахтенном журнале. Действительно, взяты настоящие записи из журнала и по ним воспроизведена картина того, что люди все делают вроде правильно, а получается ровно наоборот.
Почему так получается? Потому что у них идет борьба с собственной автоматикой. Матрос выключением одного тумблера заблокировал им автоматику, и она теперь все время отрабатывала на «всплытие» (задирала нос), поскольку, что бы она ни делала, по приборам получалось, что дифферент не уменьшается, он всегда был «1 градус на погружение». Люди вмешиваются: они начинают перегонять в нос воду (кстати, не в носовые ЦГБ, а в специальные дифферентовочные), а автоматика отрабатывает свое, поскольку ей сигнал идет, и нос продолжает задираться. И вот он уже 15 градусов на корму, и центральный вдруг подумал, что у них вода в корму поступает, потому что непонятно, почему они не могут справиться. Дифферент между тем уже 30, потом 35 градусов. Валится защита реактора. Теперь лодка останавливается, но она же дифферент держит не только автоматикой и действиями людей, а еще и скоростью, которая падает до нуля. И как только скорость падает до нуля, после пузыря в корму и окончательной остановки хода, нос валится, как подрубленный, теперь у них уже дифферент не на корму, а на нос, несмотря уже ни на какую автоматику. Они без хода проваливаются на глубину 100 и более метров.