Камбер Кулдский
Шрифт:
Камбер проявил себя радушным хозяином, насколько позволяли обстоятельства.
Он старался удовлетворить все нужды солдат, но отношения между ним и военными становились все более натянутыми.
На второй день, когда ожидание стало невыносимым, он переговорил с Гвейром, но их встреча была очень короткой, поскольку юноша мало что мог добавить к тому, что уже было известно Камберу, и к тому же им помешал лейтенант. Дальнейшие контакты с ним могли только возбудить подозрение.
Все обитатели Кайрори вели себя так, чтобы не возбудить подозрений. Они держались, как люди, потерявшие
Однако наверху, куда солдаты не приглашались, приготовления велись с лихорадочной поспешностью. Камбер и Ивейн собирали и упаковывали все необходимое для бегства. Кроме того, они исподволь готовили к грядущим переменам в жизни и остальных. Вулфер-Джорем и Кринан-Райс оставались в своих комнатах и покидали их только для еды и молитвы. Камбер объяснил лейтенанту, что они молятся в уединении за душу усопшего брата и друга. На самом деле они большую часть времени проводили в трансе, чтобы сохранить силы и уберечься от разоблачения.
Заклинание Камбера требовалось периодически возобновлять, так как с течением времени введенная энергия истощалась…..
Так что обитатели замка Кайрори готовились к бегству и делали вид, что ожидают решения короля.
В многочисленных тайных убежищах братья Ордена святого Михаила делали последние запасы провианта, укрывали людей, накапливали оружие.
В Дхассе четыре рыцаря-михайлинца с нетерпением поджидали прибытия важных персон, для которых они подготовили надежное убежище.
В Валорете встревоженный интриган-Дерини уже получил копии четырех страниц, исчезнувших из приходской книги после посещения архива Джоремом, и теперь он поручил своим соглядатаям разузнать как можно больше о трех людях, чьи имена были на этих страницах: о членах семьи Тряпичника — Даниеле, Ройстоне и Никласе.
И так шло время…
Но если эти дни были очень напряженными для семьи Камбера, михайлинцев и интригана-Дерини, то это напряжение было ничто по сравнению со страданиями, обрушившимися на Имре.
Горе опустилось на башни королевского дворца в Валорете, как страшное привидение.
Король, мысли которого не были теперь затуманены винными парами, весь день похорон Катана провел, как в лихорадке, обливаясь слезами. Огонь в его мозгу немного ослабляла Эриелла, ее нежные ласки. Имре очень страдал от последствий бурного взрыва эмоций. Он не мог использовать свои тайные силы для успокоения, а гордость мешала ему просить чьей-либо помощи, чтобы отогнать от себя боль, окутавшую его жгучим покрывалом.
Он часами сидел в полутемной комнате и страдал. Он совершенно запугал слуг, и они боялись даже переступить порог его комнаты.
Только Эриелла понимала его. Она всегда понимала его, с самого детства. Это тоже приносило ему страдания: воспоминания о ее нежном теле, о ее ласках. Он понимал, что эта страсть преступна, и это еще больше усугубляло его муки, хотя все его тело снова жаждало ее объятий.
В конце концов он уступил этому желанию, хотя и не получил при этом успокоения.
Два дня провел он в покоях Эриеллы, никого больше не желая видеть, почти без пищи, без сна, непрерывно впадая то
На второй день, когда жалость Имре к самому себе достигла апогея, Коул Хоувелл рискнул приблизиться к его покоям.
Он знал о теперешнем состоянии духа короля и решил, что сейчас самое время представить ему те новые документы, которые удалось собрать в результате расследований.
Коула провели в приемную Эриеллы. Король сидел в меховом халате у огня, руки его дрожали, все тело била нервная дрожь, но доклад Коула он слушал с вниманием. Эриелла сидела рядом, положив руку на его плечо. Ее острые глаза не упускали ни одного нюанса в его поведении. Закончив доклад, Коул аккуратно сложил все документы и подал их принцессе.
— Записи о рождении отца и сына, — сказал король. Он нахмурился. — Какой интерес они могут представлять, особенно теперь?
Коул сморщил лоб.
— Я не знаю, сир. Отец Ройстон умер более двадцати лет назад. Но отец самого Ройстона умер совсем недавно, несколько месяцев назад. Райс Турин был его врачом, именно поэтому меня и интересует, почему он и Мак-Рори украли эти листы? Я могу только предположить, что старик что-то поведал Райсу перед смертью.
— А что с сыном этим, Никласом? Он еще жив? — спросил Имре.
— Неизвестно, сир. Он не унаследовал профессию отца и деда, во всяком случае, в нашем городе. Кажется, он исчез сразу после смерти отца. Может, он тоже погиб во время погрома.
Эриелла кашлянула и обратилась к Коулу.
— А этот Даниель Тряпичник, который недавно умер, чем он занимался?
— Торговец шерстью, Ваше Высочество. Он вел дела довольно успешно, не имея никаких долгов, и передал свое дело ученику Джейсону Брауну, а это, вероятно, говорит о том, что его внук скорее всего умер. О нем никто ничего не может сказать. Старику было лет восемьдесят, все его однолетки давно умерли.
— Его однолетки, — повторил Имре. — Я думаю…
— Да, сир?
— Его однолетки, — снова повторил Имре. Он размышлял про себя.
— Если он так стар, как ты говоришь, значит, он жил во времена моего прадеда. А может, он жил еще во времена Переворота?
— Ты видишь какую-то связь? — спросила Эриелла.
— Пока нет, но…
Имре задумчиво склонил голову, затем встал и начал ходить по комнате взад и вперед. Эриелла с любопытством наблюдала за ним. Коул с трепетом пытался угадать мысли короля.
— …жил во время Переворота, — раздумывал вслух Имре. — Турин и Джорем украли записи о рождении его сына и внука. Коул, это тебе ничего не говорит? Я имею в виду кражу записей?
— Они хотят установить линию его потомков? — спросил Коул, запинаясь.
— Точно.
Имре кивнул, взял со стола перо и ткнул им в воздух, как бы ставя точку.
— Но каких потомков? Семьи торговца? Что-то мы пропустили здесь, чего-то не видим. Чего?
— А что в книгах, Имре? — спросила Эриелла после наступившей паузы. Она, вероятно, следовала за течением мыслей короля.