Камбоджа
Шрифт:
Игорь в сторонке разводит костерок - лето, однако ночь не жаркая - подсаживаюсь, закуриваю. Из-за обилия выпитого тление "примы" абсолютно не тревожит рецепторы носоглотки. Игорь просит сигарету, если не жалко. Мне не жалко. Дерьма никогда не жалко.
А потом он говорит:
– Ты понимаешь, что, если вы кого-нибудь порежете, отсюда никто не уедет?
Я понимаю, но мне плевать, что я ему и сообщаю:
– Мне плевать.
Он кивает. Он понимает, что мне плевать. А ещё он понимает, что Кабану плевать втройне: Кабан
– А чо ты дёргаешься?
– Игорь смотрит мне прямо в глаза, - Из-за кого? Твоя девушка? Нет? Они подруги. Одноклассницы. Может, с одного двора. Угадал? Они - общие. А общие - палюбасу ничьи. Может ты на неё, или на неё? виды имеешь? Твои проблемы!
– он затягивается, выдыхает через нос и сплёвывает, - Никто из моих ребят чужого никогда не трогал. Ясно тебе?
И мне стало ясно. Через несколько лет. Я, вообще, понятливый.
– Слышь, Игорёк, а у вас корабли на фотонах, или вы иначе размножаетесь?
– Чего?
– Даже так, значит... Н-да, много во вселенной загадок природы... пьян акушер, преждевременны роды...
Утром мотоциклы взревели, презрительно пукнули выхлопами и оставили после себя мрачный похмельный синдром. На память. И страх, что могло случиться непоправимое.
– Нормальные пацаны.
– Юра прячет нож, стягивает завязки рюкзака.
– А ведь действительно нормальные.
– Я подмигиваю белому медвежонку, и тот, не спеша, переваливаясь с пятки на носок, растворяется в тумане.
Тогда я впервые погрызся с девчонками. Наверное, от зависти: моё-то шестнадцатилетие было попроще.
* * *
Трезвенники, завидуйте!
– хоть вам и проще! Похмелье мелким грызуном не подточит ваши силы, обратная дорога не покажется адом! Завидуйте, ибо вы много потеряли: вы не видели эти поля.
Поля...
Необъятные украинские поля, слегка унавоженные куриным помётом. Когда ж они, блять, закончатся - эти конченые поля?! Третий час идём. Жара. Некультивированная земля, ссохшаяся валунами. Как только ноги до сих пор целы, удивляюсь? А, поди, ещё не подвернул ни разу.
Поля - режь чернозём вместо сала, и на хлеб его, на хлеб! Здесь пахнет, да-да, именно так!
– здесь пахнет Родиной!
Ветер дует со стороны отстойников.
* * *
Я развлекаюсь воспоминаниями о колхозных буднях.
* * *
Стоим посреди комнаты, обозревая печальный пейзаж, - наше пристанище на двадцать дней: оголённые провода вместо розетки (провода эти почему-то вызывают приступ дикого хохота у Сусела и Червняка), прелые матрасы, сломанная тумбочка в углу. Н-да...
Слон определяет уклад нашего сосуществования - командирским голосом:
– Так, пацаны, я тут уже был в ЛТО год назад, и у нас было принято в палате не пердеть. Ясно? Всем?
Сусел, всем своим видом показывая, что авторитетность Слона для него не более чем подсохшие остатки фекалий на его, Сусела, околоанальных волосках:
– Ну?
Слон, чуть умерив обороты:
– Это я к тому, шо давайте договоримся, шо в палате не пердеть.
Сусел:
– Ну?
Слон:
– А кто пёрднет, тому все отпускают подсрачники. А?
Единогласно.
Через полчаса - звук, запах и голос Сусела:
– Слон, ты сам сказал.
Три полноценных удара по целлюлиту в районе кобчика.
Слон, обиженно:
– А почему так сильно?
Сусел, удовлетворённо:
– Слон, ты сам сказал.
Через 15 минут:
– Слон, становись.
Три удара. Кроссовками. По заднице.
Через 10 минут:
– Слон, ты чо жрал, падла?! В партер!
Ко всем своим пахучим талантам Слон ещё и оказался ужасным, прости господи, педантом, возведшим на пьедестал идолопоклонничества чистоту и порядок - в локальном смысле.
Однажды я имел неосторожность сесть на его аккуратно застеленную (не единой складки и стерильней бинта) кровать - настолько агрессивным я Серёгу не припоминаю ни до, ни после:
– Ты шо?! Куда?! Ёп твою мать!! Вставай!!
Я подскакиваю - неужели случилось нечто непоправимое?!
– моими ягодицами раздавлена, как минимум, семейная реликвия, передающаяся из поколения в поколение с тех пор, как пра-пра-пра-Слон с намёком моргнул симпатичной обезьянке, целомудренно мастурбирующей на соседней ветке.
– И больше никогда! Слышишь - НИ-КОГ-ДА - не садись на МОЮ ПОСТЕЛЬ! Понял?!
– Слон, дрожа, выравнивает складочки, сдувает пылинки и откровенно меня ненавидит.
А вот Суселу (Тушкану) глубоко положить носки на скомканную простыню - ему нравится Сивка-Бурка, он влюблён. Нет, не подумайте, что он питает неразделённую симпатию к героине русской народной сказки. Нет, и ещё раз нет. Тушкану (Суселу) очень нравится Яна Сивинир, наша высокая, русоволосая одноклассница (для своих Сивка-Бурка), девочка не по возрасту плотной в нужных местах комплекции.
Интересовала она, надо сказать, не только Сусела: на пляже именно её весьма откровенно разглядывал Терминатор. Да и я, что греха таить, не упускал случая, чтобы, невзирая на довольно болезненные ответные побои, потискать её могучую грудь.
Да-а, любили мы это дело. Нет, не побои - потискать. И, собравшись чисто мужским коллективом, обсудить:
– У Сивки сиськи ничо.
– Да, ничо.
– Неплохие.
– А у Щуки лучше.
– У Щуки ваще солидные.
– И мне понравились. Классные.