Камбрия — навсегда!
Шрифт:
— Обстановка изменилась, — сидя на полу, она была меньше ростом, и заглядывала в лицо мальчишки снизу вверх. — Теперь у тебя есть обязательства. Перед кланом и семьёй! Ты не слишком взрослый — но в поход, бывает, берут парней и помладше. Особенно умных и расторопных. Помогать. Так что — в тебе может быть нужда. От тебя может быть польза. А потому ты должен явиться к родителям. И лучше, если сделаешь это сам…
— Но ты меня хотя бы проводишь?
— Нехорошо. Не по-рыцарски. Выйдет, что ты боишься, — Тристан опасно хлюпнул носом, и Немайн понизила планку: — Но до городских ворот, пожалуй, пойдём вместе. У меня вполне может быть дело. К тому же навозному
— Спасибо, Учитель, — вот теперь он грустный, но смирившийся с необходимостью. Опять же, идя на головомойку, он совершает подвиг ради семьи и клана. Рыцарское деяние! Ради такого можно немного и пострадать.
Ночью Немайн и Анна занялись колесницей. В тайне от всех. Только часовые и могли припомнить, что, скромно запряженная парой, «Пантера» выезжала на дорогу в сторону холмов, а ближе к утру — вернулась. Караульные даже докладывать не стали. Внутри колесницы-то сидели сида и ведьма. Ну, травка какая у них закончилась, а собирать ночью положено… Житейское дело.
Короля предупредили. Больше того — он послушался! Вот и прохаживался неспешно по Via Principalis свежеотстроенного лагеря, ждал чуда. Гулидиен, до того старательно давивший растерянность и тревогу, отчего выглядел сурово и нелюдимо, вдруг обратился в ребёнка, ожидающего подарка. Его радостное ожидание не осталось незаметным окружающим.
Ополчение заволновалось. Люди стояли шпалерами вдоль улицы, боясь помешать командующему, на которого то ли Святой Дух снизошёл, то ли явился архангел Михаил и пообещал через полстражи подбросить пару тысяч ангелов из небесного воинства. Многие поминали имя Пенды Мерсийского. Отчего зажатый в толпе возле королевского шатра посол Окта чувствовал себя не лучшим образом.
Гонцов он, конечно, отправил. И ожидал, что через неделю Пенда будет знать. И развернёт войска с севера — все, что сможет, так быстро, как сумеет. Нортумбрия выжила — это уже ясно. А вот что собирается делать Гулидиен? Гонцы докладывали о том, что над марширующей через Гвент армией вьются не только «Вепри» Хвикке, в два раза большего и в три раза более населённого, чем Дивед, но и жёлтые знамёна огромного Уэссекса, превосходящего после покорения большей части Корнуолла по размерам даже Мерсию!
Граф Окта на месте камбрийского короля стащил бы припасы в столицу да сел в осаду, ожидая помощи мерсийцев. Урожай собран, до весны можно сидеть за стенами всем народом. Потеря сельских домов — штука тяжёлая. Но, пока не перевелись руки, умеющие держать топор — вполне поправимая. Король, однако, не предпринимал пока ничего. Только наблюдал, как стягиваются войска братьев и сестёр, чьи владения расположены к западу от Кер-Мирддина. Силы с востока не подходили, и это могло означать только одно — король планирует дать полевой бой где-то на границе. Окта не представлял — как он собирается победить или хотя бы уцелеть. Но Гулидиен вдруг из рубахи-парня превратился в зачарованного истукана, к которому подходить с добрым советом или вопросом — без толку. Всё равно в ответ падают камнями напыщенные, ничего не значащие слова. «Сбор войска идёт по плану». «Мы с братьями обсуждаем этот вопрос». И даже — «Окончательное решение будет принято после завершения концентрации главных сил». Чёрт побери, да он словно в римлянина превратился! А теперь — это. Выходит, он всё это время чего-то ждал. Чего же?
От сборов в поход на неравный бой оторвались и королевские рыцари, изо всех сил пытающиеся поднатаскать на мечный бой самых неумёх из числа клановых ополченцев.
Рыцарь намеревался, сколь возможно, загладить свою вину перед братьями по оружию и той, которая его обрекла, и кого он по-прежнему любил, боясь себе в этом признаться. Пасть в битве с саксами за отечество. Хорошая, если вдуматься, судьба для воина. При этом играть с врагами в поддавки Кэррадок не собирался, намереваясь отомстить негодяям за собственную гибель лично, заранее и как следует.
Приняв решение, как добрый христианин, сходил исповедаться. Отчего-то ноги принесли его не к тому священнику, которого оставил в городе епископ, но к африканскому паломнику, что прижился в городе и не спешил к другим святым местам. Впрочем, это было неудивительно: в церкви стоял дохристианский крест, возведённый кем-то из древних волхвов, и у священника проснулся интерес к камбрийским древностям.
— Если библейские пророки знали о приходе Спасителя, если три волхва явились его приветствовать, не будучи иудеями — отчего бы истинному пророку было не обитать и в Камбрии? — спрашивал он. — Может быть, и не одному… Это интересно!
«Интересно». Слово, которым камбрийцу можно объяснить почти всё. Даже супружескую измену. Простить не простит, но поймёт. А уж после таких речей жители Кер-Мирддина бывали весьма польщены и дальнейшие расспросы обычно прекращали.
Выслушав рыцаря, изыскатель радостно потёр руки.
— Грехов я в тебе, сын мой, не вижу, кроме уныния. Рекомендовал бы вино — но, право, в этих обстоятельствах оно только усугубит печаль. Посему придётся ограничиться доброй пастырской беседой. Дело в том, что в тебе сильны языческие пережитки, мой друг…
После чего распекал, долго и не всегда понятно. Грехи же отпустил, так что на смертный бой сэр Кэррадок собирался с чистой душой и совестью. Перемена в вожде его не особо заинтересовала, но не отрываться же от товарищей? Тем более что с трибуны амфитеатра, возле которого был разбит лагерь, и происходили тренировки, всё было прекрасно видно: неровные ряды шатров, летящее от порта длинным путём по правой стороне облако пыли, колесница, в которую оно превратилось, осев после остановки. И девушка в белом плаще, с волосами, пылающими, как пламя над языческим жертвенником, упавшая на одно колено. Неслышные издалека слова. Но вот она вскочила… и бросилась королю на шею!
Гулидиен едва устоял. Сида, несмотря на маленький рост, оказалась тяжелущей! А в уши уже лез свистящий шёпот:
— Что стоишь? Возьми за уши, расцелуй в обе щеки, и тащи в шатёр совещаться.
— Но…
— И обними. Крепко. Руки устали. Грохнусь… Ну!
Король сделал, как сказано.
— Молодец. Теперь за уши и в щёки. Сам только что назвал меня младшей сестрой… Так и веди себя, как старший брат!
— А-а! — громко и облегчённо выдохнул Гулидиен, взял сиду за уши. Не удержался, почесал за одним, как кошку. Безнаказанно. Та только прищурилась хитро. Шепнул: