Камчатский Декамерон
Шрифт:
* * *
...Включив знакомую музыку и сообразуясь с требованиями момента, я быстренько «подтанцевал» Ирину к моей старой скрипучей кровати, на которую «элегантно» - как бы в танце - и опрокинул.
…Халатик распахивается сам собой, обнажая белую плоть. Заворожено глядя на открывшуюся картину, я быстро сбрасываю майку, одним махом спускаю спортивные штаны вместе с трусами и с трепетом приникаю к этому восхитительному, большому, почти материнскому для меня телу. Ира откидывает голову и закрывает глаза, отдавая себя полностью во власть моих разнузданных инстинктов...
– Ой, ой, ты, чёрнЫй поЕзд,
- зАбрал мОю милуЮ...
поёт
– Вж-вжик, вж-вжик - в том же ритме вторит ему расшатанная деревянная кровать, и расслабленное тело моей Ирины Васильевны всё более оживает: сначала она только слегка постанывает, поцарапывая мою спину, затем, прогибаясь, начинает пятками массировать мне ягодицы - всё сильнее, и сильнее… ну, и так далее, «процедура» известная.
Но заканчивает её она обычно своей, фирменной, так сказать, «фигуркой», приводившей меня в исступление. Моя нимфа сооружает некое подобие детской качалки: вцепившись в собственные ступни, она раскачивает себя, энергично поддавая задом.
«Движения динамически экспрессивны» - хладнокровно заметил один профессор-сексолог, наблюдая нечто подобное - в научных, конечно, целях!
– в своей лаборатории (бедные любовники, облепленные датчиками!). «Какая экспрессия!» - восклицал в подобном случае и сам Чехов устами своего героя.
– Ух-х!!
– Ух-х!!
– Ух-х!!
– Ух-х!!
Отличаясь, в сравнении с Ириной, легковесностью, я порхал над ней, как бабочка над цветком, или как мальчик-жокей над галопирующей кобылой. Мозги мои радостно подпрыгивали, в голове было пусто, я пребывал в раю...
– Ух!!
– Ох!!
– Ох-х!!
– О-о-о-о!!
Всё!.. Какое-то время я нахожусь в полной прострации, а затем, как космонавт после испытания на тренажере, пятясь, сползаю с моего горячего, ещё тяжело дышащего "вибростенда". Медленно, как Земля в иллюминаторе, подо мной проплывают прекрасные "холмы" и "долины" моей Ирины Васильевны; неожиданно близко возникают тёмные локоны с натуральным каштановым отливом и все замечательные подробности её устройства, от чего я в смущении отвожу глаза, успевая, однако, заметить кое-что ещё... некие клочьям пены на прибрежных скалах... после могучих ударов волн... "Боже, что я наделал!" - ужасаюсь я, но исправить уже ничего нельзя, и я "отпадаю" от неё, как сухой лист от дерева. Однако ничего страшного не происходит: Ирина не проклинает меня за такое надругательство; впадая в сон, я совершенно не слышу, как она уходит. Остаются только запах её духов и состояние эйфории во всём теле. Потом проходят и они…
* * *
…Но вы, блаженные мужья,
С ним оставались вы друзья.
А. С. Пушкин
Муж её, которого я иногда видел, но знаком фактически не был, производил странное впечатление. Был он и высок, и строен, внешне - истинный ариец, как говорится, но всегда как-то задумчив, погружён, в светлых, почти прозрачных глазах - какая-то тоска. Понятно, что отношения с супругой были так себе, особенно в сексе, но дело было не в этом. Почему-то чувствовалось, что мужика жизнь уже достала, обложила, всё надоело, скучно, и куда ни кинь - всюду клин. И что он - в поисках выхода, - куда? из этого надоевшего круга, к чему-то иному, новому, в поисках (а почему нет?!) смысла жизни, что, собственно, русскому мужику весьма свойственно. Ну и, естественно, проблемы с супругой, ибо женщинам смысл жизни известен с детства, и заниматься его поисками в зрелом возрасте представляется им непроходимой глупостью. Отсюда и неожиданное его поступление в институт - после затяжного периода бутылки и «корефанов», с которыми я иногда его видел и которые тоже, видать, успели надоесть ему до зелёных чертей.
Как-то Ира попросила помочь ему с контрольной работой - к учёбе мужа она отнеслась хоть и с удивлением, но весьма положительно, мол, взялся мужик за ум, чем водку-то пьянствовать. Потом напомнила мне ещё раз. Я, конечно, обещал. И вот однажды вечером она забежала не как обычно, а несколько даже торжественно стала тянуть меня к себе домой: «Пойдём, посмотришь контрольные, ОН приглашает». Идти мне по понятным причинам не хотелось, но раз обещал… и Ира так настаивала… Почему-то ей очень хотелось, чтобы я побывал у них в гостях.
…К приходу «учёного соседа» готовились: на столе стояло пиво, напиток по тем временам деликатесный, и рыба собственного приготовления. Иркин муж смущался, не зная о чём со мной говорить, ибо он был обычный строитель, а я - геофизик, а что это такое - один бог знает, поэтому он всё подливал и подливал мне пива, улыбаясь и пытаясь быть любезным, что явно не соответствовало его мрачноватой натуре. Я тоже чувствовал себя неуютно, рыльце у меня было в пушку, и, похваливая пиво с вяленой корюшкой, я уставлял глаза в методичку, рассматривая «накрученные» там двойные и тройные интегралы, которые инженер-строитель, по разумению её авторов, должен брать «одной левой». «Вот видите, какое дело, - говорил мужик, смущаясь и как бы извиняясь за бестолковость.
– Учиться п-приходится на старости лет!..» Я уверял его, что учёба - дело хорошее, в любом возрасте, надо, так сказать, ДЕРЗАТЬ, чувствовал, что выходит глупо-нравоучительно, и тоже смущался.
Ирка сидела за этим же столом, но как бы в стороне, не принимая участия в разговоре и занимаясь с сыном. Она одна чувствовала себя совершенно свободно, и покусывая нижнюю губу, с любопытством посматривала то на меня, то на мужа, явно наслаждаясь пикантностью ситуации. Что уж она представляла в своём воображении - сказать не берусь, женские фантазии мне труднодоступны… Может быть то, что произошло бы, если прямо сейчас сказать мужу, что мы с ним оба её трахаем?.. А потом как-нибудь «замирить» нас, сдружить и устроить «группешник»?.. Не знаю.
С интегралами помочь было, конечно, можно - просто нужно сидеть, лезть в учебники, тратить время… Но я заверил мужика, что всё будет в порядке и без проблем. Просветлев лицом, Иркин муж разлил остатки пива и, смущаясь, заговорил об оплате. Услышав, что об этом не может быть и речи, что всё и так будет «в лучшем виде», он совсем просветлел и принёс ещё одну бутыль с пивом, а потом, провожая, долго тряс мне руку и повторял: «Витя!.. Надо!.. П-пойми!.. На старости лет!..» На что я, конечно, отвечал: «Коля!.. Будь спок!.. Всё будет нормуль!..» Мы уже почти любили друг друга. «Ну, слушай!
– говорил он тут же стоявшей супруге, кивая на меня.
– Как с соседом п-повезло, а!» «О, да!» - соглашалась она, стреляя в меня глазами, и мы все втроём весело хохотали. Каждый, конечно, имел в виду своё, но нам всем было хорошо и совесть в тот момент меня почему-то уже не мучила.
* * *
...Летит, летит степная кобылица
и мнёт ковыль.
А. Блок
Роман наш прервался как-то неожиданно, вдруг...
Однажды, это было уже осенью, поздней, я должен был отправиться в экспедицию, на Верхнюю Паратунку. Возвращаясь с работы раньше обычного чтобы собраться, за Иркиной дверью я услыхал смех, музыку и громкие голоса - у них явно что-то праздновали: чей-нибудь день рождения, а может Октябрьскую революцию, или очередную квартальную премию: они вообще любили это дело. Следовательно, мне предстоял вечер интенсивной сексуальной разрядки: в такие вот «праздники», разгорячённая водочкой, танцами, общим настроем гульбы Ира заскакивала ко мне и по два, а то и по три раза за вечер - она становилась просто ненасытной!