Камень Книга одиннадцатая
Шрифт:
Отец опять хохотнул:
— Тяжела и неказиста жизнь российского юриста! Кстати, о романтике: какие будут предложения по поводу твоей Панцулаи и младшего Гогенцоллерна?
— Оставить их в покое, — буркнул я. — Но ведь у тебя на эту парочку точно другие планы?
— Правильно думаешь, — кивнул родитель. — И твоя бабушка сейчас как раз реализацией этих планов и занимается.
— Даже как-то боязно интересоваться подробностями… — хмыкнул я.
— А ничего страшного в этих планах нет. Во-первых, проведется беседа с полковником Панцулаем — естественно, в нужном нам русле. Во-вторых, Елена в сопровождении одной валькирии отправится на ту виллу в Ницце, которую ты так
— Фриц же ко мне в очередной раз заявится в жилетку плакать! — вздохнул я. — Как мне это все надоело! Отец, а оставить эту парочку в покое тебе в голову не приходило?
Родитель демонстративно задумался на несколько мгновений, а потом ожидаемо выдал:
— А ты знаешь, сынок, нет, в голову мне такое не приходило. И если тебя вновь начинает терзать совесть, вспомни, что ты мне сам рассказывал еще час назад про нескрываемое облегчение Панцулаи от твоего появления на трассе.
— А чего ты хотел-то? — вздохнул я. — Девка влюбилась, ее можно понять. А вот нас, вздумавших поиграть на ее чувствах…
— У твоей Панцулаи, может, в жизни больше такого и не будет, — достаточно жестко ответил родитель и начал перечислять: — Лазурный берег, теплое солнышко, высшее общество, приключения и, наконец, романтика, которую хоть одним местом жуй! Чего еще надо девке, которая с младенчества только и делала, что по военным городкам всей нашей необъятной родины моталась?
Ответить мне помешал телефонный звонок от Ани Шереметьевой…
***
Исчезновение Елены Панцулаи остальные девушки заметили не сразу, а только тогда, когда в апартаменты принесли завтрак. Будить проспавшую Панцулаю отправилась Наталья Долгорукая, которая и сообщила остальным девушкам об отсутствии в комнате Елены ее вещей и наличии на журнальном столике кучи драгоценностей с запиской, адресованной Ане Шереметьевой. Завтрак был тут же забыт — всех интересовали драгоценности, которых не могло быть у Панцулаи по определению, и полный текст записки.
— Какое прелестное ожерелье!
— Красота! Гляньте, какие колечки и браслетики!
— Какие милые сережки! Девочки, посмотрите! Как вы считаете, они подходят под цвет моих глаз?
— А камушки какие!..
Аня Шереметьева и сама не удержалась от того, чтобы не полюбоваться на ту красоту, которая была представлена на журнальном столике, и даже прикинула общую ориентировочную стоимость ювелирки — сумма не сказать, чтобы была заоблачной, особенно для представительницы одного из главных родов Российской империи, но вот для обычной дворянки из рода потомственных военных… Догадаться, чьи именно это подарки, было нетрудно, это же самое подтверждала и оставленная Еленой записка, после прочтения которой у Анны разом упало настроение.
— Девочки, прекращайте! — решительно заявила она. — Некрасиво копаться в чужих вещах!
На эти слова Шереметьевой девушки не обратили особого внимания — они продолжали «прикидывать» на себя драгоценности, одновременно обсуждая тот факт, что Фрица Гогенцоллерна никак нельзя обвинять в скупости. Только минут через пять в глазах ценительниц прекрасного стал гаснуть отблеск драгоценных каменьев, и они поинтересовались у Анны содержанием записки.
— У Елены, видимо, на родине что-то случилось, — вздохнула Шереметьева, — и она была вынуждена срочно улететь домой. А вот это, — журналистка указала на драгоценности, — попросила меня вернуть Фрицу.
— Еще чего! — хмыкнула Инга Юсупова. — Нельзя ничего отдавать этому немецкому принцу! Лена была просто не в себе, и ее внезапный отъезд об этом прямо свидетельствует!
Юсупову поддержала Демидова:
— Полностью поддерживаю Ингу! Надо просто подождать, пока Лена придет в себя, а потом и… — она неопределенно помахала рукой.
— Я тоже так думаю! — кивнула Хачатурян. — Пусть сначала Панцулая успокоится, а уж затем…
Завязавшуюся дискуссию остановила все та же Шереметьева:
— Девочки, Елена в своем письме выразилась вполне однозначно — я должна передать все украшения Фрицу. Но, прежде чем я это сделаю, надо о таком внезапном отъезде Панцулаи поставить в известность Алексея.
Остальные девушки поморщились, а Анна продолжила:
— Да, я тоже не сомневаюсь, что Алексей обо всем узнал даже раньше нас, но тем не менее…
***
— Доброе утро, Анечка! — поприветствовал я нашу акулу пера.
— Доброе утро, Леша! — И без перехода: — У нас Лена Панцулая из апартаментов исчезла! Только сейчас обнаружили! А еще нашли в ее комнате целую кучу драгоценностей и записку, в которой Лена пишет, что возвращается в Россию, а эти украшения просит меня вернуть Фрицу Гогенцоллерну. Леша, ты в курсе, что случилось с Панцулаей?
Записка? Драгоценности? Почему Лена мне ничего не сказала? Видимо, забыла на эмоциях…
— Анечка, — я покосился в сторону лестницы, ведущей на второй этаж нашего номера, — ничего не предпринимай, я тебе перезвоню. — И сбросил звонок.
— Что случилось? — поинтересовался у меня родитель.
— Оказывается, Лена, когда покидала апартаменты Бурбонов, оставила все подаренные Федей цацки и в записке попросила Аню Шереметьеву вернуть их немцу.
— Так это же замечательно! — Отец прямо лучился довольством. — Интрига становится все интереснее! А теперь слушай меня внимательно, сынок, — он посерьезнел. — Звони Шереметьевой и говори ей, чтобы она выполняла просьбу Панцулаи. Если Аннушка будет интересоваться, улетела ли Елена домой, не вздумай проговориться о наших планах — пусть немчик, терзаясь от неизвестности, сам свою службу безопасности напрягает!
— Отец, — вздохнул я, — меня вся эта ерунда начинает сильно напрягать. — Но телефон из кармана все-таки достал…
В Ниццу в сопровождении одной из валькирий расстроенная Панцулая уехала только через час, а моя довольная царственная бабуля лишь отмахнулась от наших с отцом вопросительных взглядов:
— Больше времени потратили, чтобы до Лениного отца дозвониться, а в остальном вообще никаких проблем не было. Вот что значит правильное воспитание в семье потомственного военного! — Старушка кинула в мою сторону косой взгляд. — Не то что у некоторых! И не лыбься так нагло, внучок! Ты у нас исключение, лишь подтверждающее правило! А так… Саша, ты знаешь о драгоценностях и записке, которую Елена оставила Аннушке Шереметьевой?
— Аня уже позвонила, и Алексей ей сказал исполнять просьбу Елены.
— Все правильно, — кивнула императрица и опять покосилась в мою сторону. — Надо будет хорошенько позаботиться о роде Панцулаев, сынок. Ты же держишь ситуацию на контроле?
— Конечно, мама!
Бабуля растянула губы в улыбке:
— Вот и молодец! А я о Леночке лично позабочусь. И что там за ресторан такой, о котором тебе Виталька Пафнутьев дифирамбы пел?
— «Сахалин» называется. Прямо на Арбате расположен, в пешеходной зоне…