Камень любви
Шрифт:
— Я в этом ничего не понимаю, но верю тебе на слово!
Она усмехнулась и, махнув палкой, сбила несколько соцветий борщевика.
— Эта зараза тоже помойки любит и жирную землю.
Анатолий обнял ее за плечи.
— Палку брось. Я думал: вот-вот двинешь Федору по башке.
— И навернула бы! — произнесла она с вызовом, но палку бросила. — Терпеть не могу сальности и грязные намеки!
— Вот ты какая? — тихо засмеялся Анатолий и, остановившись, развернул к себе лицом.
— Какая? — спросила она тихо и потянулась к нему.
Даже привстала на цыпочки, чтобы
— Смелая! И решительная! — прошептал он восхищенно. Глаза его озорно блеснули. — Просто Жанна д’Арк!
И вопрос «Зачем? Зачем она это делает?» тут же отпал как не имевший ровно никакого значения.
Федор сейчас нисколько ее не интересовал, да и то, спускался ли он ночью в овраг, тоже не волновало. Главное, она осознала, что пошла на раскоп не за тем, чтобы прояснить, чем сторож занимался ночью. Поняла, когда увидела улыбку Анатолия, шальной блеск в его глазах, почувствовала, как сильные ладони легли на талию, скользнули по бедрам и прижали к себе.
Он обнимал ее нежно и властно и не произнес больше ни слова. Татьяна тоже молчала, только дыхание вдруг сбилось и сердце затрепыхалось в груди, как пойманная в силки птица.
Они целовались долго и жадно. Забыв о времени, ни о чем не думая и не жалея!
Наконец Анатолий оторвался от ее губ и прошептал, задыхаясь:
— Пойдем! Пойдем ко мне!
И только тогда она словно очнулась, уперлась ему в грудь ладонями и покачала головой.
— Нет! Уже поздно!
Спазм перехватил горло, дыхание сбилось, слезы застилали глаза, но она, обняв его за шею, упрямо твердила:
— Подожди! Не спеши! Зачем, чтобы с первых дней о нас болтали всякие гадости?
Но он опять закрыл ее рот губами. Прижал к себе — горячий, дрожащий от возбуждения. Его поцелуи стали настойчивее, губы — жестче, руки — требовательнее, объятия — смелее. Она охнула от неожиданности, когда его ладони стиснули ее грудь. Боже, в один миг оглохла и ослепла и даже не заметила, когда он расстегнул рубаху. Но мужская рука уже потянула молнию на джинсах… И Татьяна поняла, что сейчас окончательно потеряет голову. И они никуда не пойдут. Все произойдет здесь, на влажной от росы траве, потому что еще мгновение, и будет поздно сопротивляться.
— Нет! — выкрикнула Татьяна и что было сил толкнула его в грудь. — Я же сказала!
Она торопливо застегнула джинсы, запахнула рубаху. Анатолий, опустив голову, сказал глухо и обреченно, что ли:
— Прости! Я не хотел тебя обижать!
— Я не обиделась, — она виновато улыбнулась. — Только не торопи меня, ладно?
— Хорошо, — кивнул он. — Не буду! Но я люблю тебя! Это выше моих сил, понимаешь?
— Понимаю, — ответила она и посмотрела ему в глаза. — У нас все впереди. И не здесь, на мокрой траве, на сосновых шишках. Я не хочу, чтобы суетливо, как… Как… не люди!
— Ты, права! Абсолютно!
Он снова обнял ее.
— Не бойся! Я все понял! А теперь пошли, провожу тебя до палатки. — И взглянул на небо. — Ого, светает уже!
И правда, небо заметно посерело, приглушило свет звезд. Луна
Они взялись за руки и направились к еще спавшему лагерю. И только легкая дрожь его ладони выдавала, что спокойствие давалось Анатолию с большим трудом. Впрочем, женщин обычно радует, что мужчины порой впадают в безумие рядом с ними. Правда, никогда в этом не признаются. Татьяна тоже не призналась. Но душа ее ликовала, хотя где-то далеко-далеко, в самых глубинах сознания, поселился червячок. Противный такой, зубастый червячок. И грыз ее, грыз помаленьку, пока они не спустились в ложбину.
— Поспи сегодня подольше, — сказал Анатолий. — Я распоряжусь, чтобы тебе оставили завтрак.
— Я тоже тебя люблю, — сказала она и быстро поцеловала в щеку. — Прости, если обидела.
И поняла, что червячок скончался. Она поборола страх и произнесла наконец очень важные слова. Те самые, что уничтожили остатки ее сомнений и, очевидно, уняли бурю в душе Анатолия. Не зря же он так счастливо и открыто улыбнулся:
— Иди, а то… разбудим Ольгу Львовну! — и слегка подтолкнул ее к входу.
Татьяна скользнула в палатку и только внутри перевела дыхание.
Глава 16
Она тихо пробралась к раскладушке и удивилась. Ольга Львовна, несмотря на боли в спине, позаботилась, приготовила постель, даже надела пододеяльник поверх спальника.
Чистые простыни! Какое блаженство! Татьяна закрыла глаза. Уснуть! Немедленно! Впрочем, можно было не приказывать. Веки налились тяжестью. Мысли в голове путались, таяли, сознание расплывалось. Тишина убаюкивала, расслабляла, но вот заснуть почему-то не получалось. Проваливаясь на миг в забытье, она почти сразу выныривала обратно, в серый рассвет, проникавший сквозь окна палатки. Старательно прогоняла обрывки мыслей из уставшей головы, но они тотчас возвращались обратно.
В голове роились образы, всплывали картины, которые плавно перетекали одна в другую: солнечный луч, только что игравший с травами, плескался в воде ручья, перескакивая с камня на камень. А следом скользил по лицу Анатолия, и она, будто наяву, ощущала прикосновения его щеки и подбородка, слегка колючих от отросшей за день щетины. Горячие губы снова приникли к ее губам. И Татьяна едва сдержала стон, словно ощутив страстные прикосновения пальцев, умелые и ласковые объятия, запах солнца от его кожи. Но память неожиданно вернулась к портрету Бауэра и к перстню, в камне которого тоже играл солнечный луч…
Она приподнялась на локте, вгляделась в темноту. Нет, ничего не изменилось! Вот она — камералка: ящики в углу, длинный стол, контейнеры и коробки с находками, безмятежно посапывающая на своей раскладушке Ольга Львовна… Все это настоящее, то, что можно попробовать на ощупь. Не исчезнет, не растворится как болезненный сон.
Татьяна вздохнула, натянула повыше спальник. Забыть о Бауэре! Забыть о перстне! Как хорошо ей сейчас и уютно, словно в объятиях любимого человека! После всех потрясений прошедшего года, она обрела наконец долгожданный покой.