Камень Света
Шрифт:
Признаться, мы были даже немного напуганы.
Наконец Кейн успокоился и сел, тяжело дыша. Яркие черные глаза сияли сквозь слезы счастьем. На мгновение я прозрел в нем великое существо: радостное, открытое и мудрое.
– Глупый менестрель – может, для чего-то ты и годишься, – с улыбкой сказал Кейн.
Потом жесткие вертикальные морщины вернулись на его лицо, плоть снова превратилась в камень.
Настало время для объяснений. Пока догорал костер и великие созвездия в небесах совершали свой путь, мы по очереди рассказывали о событиях в лесу локилэни. Я рассказал, как
– Ты спас ей жизнь, – Альфандерри посмотрел на меня, – даром, что Кейн называет вэларда? Из-за него Огонек последовал за тобой из вильда?
Огонек приблизился ко мне и примостился на плече. Я мог почти физически ощущать водовороты пламени, составлявшие его существо.
– Кто знает?
– Наверное, из-за того же, что и все мы, – задумчиво произнес Альфандерри. – Ладно, может, когда-нибудь и я смогу его увидеть.
Все это время Лильяна хранила молчание. Теперь, как только стало ясно, какая великая тайна находится перед ней, она сказала просто:
– Я бы тоже хотела попробовать тиманы.
Следующим утром мы продолжили путь через лес, достаточно густой и широкий, чтобы таить в себе десяток вильдов локилэни. Но мы не нашли ни еще одного племени, ни их священных фруктов, и я подумал, что Лильяне придется довольно долго ждать, прежде чем ее желание исполнится.
По мере того, как мы углублялись в земли Йувиунна, округлые холмы уступали место огромной поросшей лесом равнине. Тропа меж деревьев порой петляла и сужалась, но в основном вела прямо на запад. Если повезет, то, по моим подсчетам, дней через семь мы достигнем Синих гор.
На следующий день с моря натянуло большие серые облака и начался дождь. Наша тропа превратилась в раскисшую грязь. Ехать стало неприятно, так как холодный затянувшийся дождь промочил плащи и проник под одежду. Он не прекращался весь день и следующий. На четвертый день такой погоды мы были на грани отчаяния. Все потеряли сон, ворочались и дрожали на промокшей земле.
– Я замерз, я устал, я промок, – жаловался Мэрэм. – Впрочем, по крайней мере я не голоден – и надо поблагодарить за это Лильяну. О Господи, кто еще может приготовить столь прекрасный ужин в такую отвратительную погоду!
Лильяна ехала на усталом мерине, копыта которого увязали в топкой грязи. Ее альтруизм был примером для нас всех. Она всегда безропотно вставала, когда приходило время нести вахту, и дважды дежурила вместо измученного Альфандерри, чтобы дать ему поспать. Как она объяснила, некоторые люди больше нуждаются в отдыхе, чем другие, а мы все заметили, что его талант ко сну был едва ли не большим, чем к музыке и песням.
Что до меня самого, то я в темные часы любил бродить вокруг лагеря. Ясными ночами у меня выдавался шанс побыть наедине со звездами – с теми, что удавалось разглядеть сквозь густой покров листвы, а дождливыми я любовался Огоньком. Он, похоже, чувствовал мое желание достичь Тур-Солану; с каждым следующим днем поиска его сияние становилось ярче и вселяло в меня надежду. Самый сильный дождь проходил сквозь тимпума, не гася его свет; напротив, в те моменты когда дождь, киракс или страх перед злыми силами нагоняли на меня тоску, он сиял ярче обычного.
На четвертую ночь дождя я проснулся задолго до того, как настала моя очередь дежурить. Я услышал крики Кейна и немедленно схватился за меч. Вместе со мной вскочили Атара и Лильяна, а чуть погодя Мэрэм и мастер Йувейн. Все мы бросились к границе лагеря. Разъяренный Кейн стоял над Альфандерри, который с виноватым видом сидел под пронизывающим дождем. Если бы не костер, разожженный Мэрэмом раньше, и не свет, исходивший от Огонька, – было бы так темно, что мы бы их вообще не увидели.
– Он заснул! – Кейн указывал на Альфандерри, и его глаза полыхали, как угли костра. – Заснул во время дежурства!
– Я не знаю, что случилось. – Альфандерри сонно потер глаза, посмотрел на Кейна и смущенно улыбнулся. – Было так темно, а я так устал и присел буквально на минутку. Я только хотел дать отдых глазам, закрыл их и…
– Ты заснул! – вновь закричал Кейн. – Пока ты давал отдых своим чертовым глазам, нас всех могли убить!
Я испугался, что он поднимет на Альфандерри руку, и придержал Кейна за локоть.
Он повернулся и уставился на меня; его тело напряглось. Я знал, что если Кейн решит вырваться, то я не смогу ему помешать – разве удержишь тигра?
На мгновение я посмотрел ему в глаза, и этого было достаточно.
– Так, Вэль, – сказал он. – Так.
Едва я отпустил его, подошла Лильяна и уперла палец ему в грудь. Мягкое, обычно доброжелательное лицо женщины стало жестким и суровым.
– Не смей кричать на Альфандерри! Мы все братья и сестры – или ты забыл?
Ее предостережение поразило Кейна; он сделал шаг назад и еще один, так как ее палец снова уперся ему в грудь. Я однажды видел нечто подобное неподалеку от озера Уэска, когда разъяренная росомаха бросилась на огромного горного льва, пытавшегося забрать одного из ее детенышей.
– Братья и сестры! – повторила Лильяна. – Если мы будем сражаться друг с другом, то как мы можем надеяться на успех?
Кейн посмотрел на меня в поисках спасения. Но некоторое время, пока Лильяна ругала его, я молчал.
– Хорошо, хорошо! – Кейн улыбнулся ей. – Я извиняюсь за свой тон… Но меры-то надо принять!
Он кивнул в сторону Альфандерри, затем повернулся ко мне.
– Что делают с воином валари, который спит на посту во вражеской стране?
Альфандерри пригладил волнистые волосы и оглядел темный лес.
– Но здесь нет врагов!
– Ты этого не знаешь! – рявкнул Кейн.
– Ну, по крайней мере я не видел никаких врагов. – Альфандерри опустил голову.
Я подумал, что обычное наказание для таких воинов – не спать три последующие ночи под жалящими лезвиями кэлам его спутников – принесет Альфандерри мало хорошего. Он отлично все понимал – и все равно мог уснуть от усталости в следующий раз. Однако что-то нужно было делать.
– Мне не по душе наказания. Полагаю, следует изменить время дежурства. – Я повернулся к Кейну. – Ты никогда не засыпаешь на посту, не важно в какое время?