Камень Света
Шрифт:
И все же у нас были причины для веры. Новообретенный дар Атары давал надежду, что она сможет прозреть наш путь до самого конца поиска. Кроме того, мы покинули Тур-Солану не с пустыми руками. У Мэрэма теперь был огненный камень, а у Атары – кристеи. Вместе с черным камнем Кейна и исцеляющим кристаллом мастера Йувейна получались четыре из семи Джелстеи, упоминавшихся в пророчестве Айонделлы. Что это – просто случайность? Или же именно нам суждено сойти во тьму и обрести камень Света?
Конечно, мало просто собрать джелстеи. Мы каким-то образом должны научиться их использовать. Ради этого мастер Йувейн продолжал собственный поиск, пытаясь открыть свое сердце. Частенько, пока
Были свои пути для раздумий и у Атары. Пророчества давались ей нелегко. Стоять под звездами ночью, пытаясь открывать загадки времени, – это казалось нелепым для создания солнца, ветра и воды, выросшего на открытых равнинах. Характер склонял девушку к тому, чтобы смотреть на мир открытыми глазами и ехать среди полей и цветов, подобно свободной дикой кобылице. А она должна была собрать всю свою волю и войти в эфир грез о будущем… Следуя за мной через горы, Атара вглядывалась в хрустальную сферу, погружаясь в то темное место, куда не хотела идти.
Что до Мэрэма, то он рассматривал огнекамень, как ребенок, получивший долгожданный подарок на день рождения. Даже управляя лошадью на крутых участках тропы, он всегда держал кристалл в руке, то поводя им как мечом, то крепко прижимая к груди. Он изучал его темно-красные глубины с тщанием, которое никогда не уделял «Сэганом Эли» или искусству врачевания. Мой друг страстно хотел научиться использовать этот кристалл – а я молился о том, чтобы он использовал его верно .
Поздним днем, когда мы разбили лагерь у ручья, Мэрэм впервые попытался добыть из джелстеи огонь. Он склонился над кучкой сухих веток и расположил камень так, чтобы тот ловил слабый свет, проходивший через лесной густой полог. И хорошо, что кристалл впитал лишь слабый свет. Мэрэм громко и удивленно вздохнул – острый конец кристалла полыхнул стрелой красного пламени. Молния немедленно подожгла и испепелила растопку, превратив ее в золу. Камни очага отразили огонь прямо Мэрэму в лицо, опалив щеки и брови. Но он, похоже, не возражал против этого наказания и даже не почувствовал его, а отскочил от очага и протянул кристалл к небесам.
– Да! О Боже, да… получилось!
После этого все мы решили, что Кейну надо присматривать за ним всякий раз, когда Мэрэм решится попрактиковаться в применении красного джелстеи.
Следующим утром, когда Мэрэм попытался прожигать дыры в старом бревне – просто для собственного развлечения, – Кейн использовал свой камень, черный. Глаза Кейна осветились мрачным мерцанием джелстеи, однако холод, снизошедший на него, заморозил мне сердце и напомнил о вещах, о которых я хотел бы забыть. Но он также охладил пылание огнекамня. Воистину, Мэрэму удалось вызвать огонь не более сильный, чем пламя свечи – и то лишь после того, как Кейн спрятал свой джелстеи в сжатом кулаке.
Когда Мэрэм пожаловался, что Кейн заходит слишком далеко, тот зарычал и сунул ему под нос черный джелстеи.
– Ты думаешь, мне нравится использовать этот чертов камень? Слишком далеко, говоришь? Да что ты понимаешь в том, что на самом деле слишком далеко?
Его слова оставались для меня тайной до следующей ночи, когда мы разбили лагерь в горах. За два дня почти весь путь через узкую гряду остался позади. На западе перед нами сияло зеленое море лесов Вардалууна. Около полуночи, как раз после того, как Альфандерри окончил свое дежурство и пошел спать, Кейн и я глядели на то, как Огонек сияет на фоне звезд.
– Слишком далеко, – тихо произнес Кейн. – Всегда слишком далеко.
– Что слишком далеко?
Он долго смотрел на меня, потом его лицо смягчилось, а глаза, казалось, наполнились звездным светом.
– Ты можешь понять. Из всех людей только ты и можешь.
Он улыбнулся, и тепло, исходившее от него, было приветливым и бодрящим, в противоположность холоду гор. Потом Кейн раскрыл ладонь и показал мне черный джелстеи.
– Есть место, только одно место… Все вещи собраны там. Там они сияют, пульсируют, трепещут, как дитя, ждущее своего появления на свет. Оттуда они прорываются в мир. Как розы, Вэль, как солнце, восходящее утром… Но солнце должно зайти, верно? А розы вскоре умирают и возвращаются в землю. Источник всех вещей является и их концом. Такова сила черного джелстеи. Он касается этого единого места, этой абсолютной тьмы. А еще он касается красного джелстеи или белого, цветов или людских душ. И любой огонь, горящий в них, исчезает во тьме, как последний вздох тонущего.
Кейн замолчал и посмотрел на камень, а Огонек закружился быстрей и засиял ярче. Я ждал продолжения.
– Чтобы использовать джелстеи, ты тоже должен коснуться того места, да?
– Именно так: должен. – Кейн кивнул. – Не могу, но должен.
– Это опасно?
– Опасно!.. Ты не знаешь, ты не знаешь!
– Так скажи мне.
Его голос сделался странным и глубоким.
– Место, о котором я говорил, – темнее любой ночи, что ты видел. Но оно также и нечто противоположное. Из него исходят солнце, луна, звезды, даже огонь тимпимпири. Огонь, Вэль, свет. Ему нет конца. Поэтому черные камни – самые опасные из всех джелстеи. Зайди слишком далеко, дотронься до того, чего не должно касаться, и огню не будет конца. Вместо отрицания ты вызовешь его противоположность. Предначальный свет. Если черный джелстеи неверно использовать, контролируя, к примеру, огненный камень, то из него может изойти такой огонь, какого не видели с начала времен.
Кейн посмотрел на Мэрэма, который спал у огня, сжимая в руке красный кристалл, потом перевел взгляд на сияющие звезды.
– Нет, Вэль, не тьмы я боюсь.
Мы стояли на склоне горы, а небо поворачивалось, и ночь делалась все глубже. Через некоторое время, так как он был Кейном, человеком, высеченным из камня и таящим внутри глубокий яркий свет, я поведал ему о последних словах Мицуны.
– Там что-то кроется, – сказал я, оглядывая темные холмы Вардалууна. – Что-то темное.
– Всякое говорят о Вардалууне, – проворчал Кейн.
– Расскажи мне.
– Это всего лишь истории.
– Может быть.
– Боишься, да?
Я продолжал вглядываться в ночь, считая удары сердца. Насчитав десять, я ответил:
– Да.
– Так… Хуже всего страх, а? Давай убьем хотя бы одного врага!
Кейн вдруг выхватил из ножен меч. Он двигался так быстро, что воздух будто горел. Сталь свистнула в нескольких дюймах от моего лица.
– Что ты делаешь?
– Сражайся! Сражайся, я сказал! Пришло время немного попрактиковаться с клинками.
– Здесь? Сейчас? Почти полночь.
– И?
– И уже темно и ничего не видно.
– Точно – в этом-то все и дело! Так что сражайся, пока я не потерял терпение!
– Но мы разбудим остальных.
– Значит, разбудим, черт возьми! Доставай меч!
Я бросил взгляд на пятерых друзей, чутко спавших у огня. Между ними и стеной ветвей, срубленных для того, чтобы огородить лагерь, было так мало места… Я вновь посмотрел на Кейна – и перемена, произошедшая с ним, заставила меня похолодеть. Его меч сверкал в звездном свете.