Камень, Tristia
Шрифт:
Качают шаткiй "мир " смутьяны,
Тревожно пахнут тополя.
Соборов восковые лики,
Колоколов дремучiй лeс ,
Как бы разбойник без языкiй
В стропилах каменных исчез .
А в запечатанных соборах ,
Гдe и прохладно, и темно,
Как в нeжных глиняных амфорах ,
Играет русское вино.
Успенскiй, дивно округленный,
Весь удивленье райских дуг ,
И Благовeщенскiй, зеленый,
И,
Архангельскiй и Воскресенья
Просвeчивают , как ладонь -
Повсюду скрытое горeнье,
В кувшинах спрятанный огонь...
x x x
1
В Петербургe мы сойдемся снова,
Словно солнце мы похоронили в нем ,
И блаженное, безсмысленное слово
В первый раз произнесем .
В черном бархатe совeтской ночи,
В бархатe всемiрной пустоты,
Все поют блаженных жен родныя очи,
Все цвeтут безсмертные цвeты.
2
Дикой кошкой горбится столица,
На мосту патруль стоит ,
Только злой мотор во мглe промчится
И кукушкой прокричит .
Мнe не надо пропуска ночного,
Часовых я не боюсь:
За блаженное, безсмысленное слово
Я в ночи совeтской помолюсь.
3
Слышу легкiй театральный шорох
И дeвическое "ах " -
И безсмертных роз огромный ворох
У Киприды на руках .
У костра мы грeемся от скуки,
Может быть вeка пройдут ,
И блаженных жен родныя руки
Легкiй пепел соберут .
4
Гдe то грядки красныя партера,
Пышно взбиты шифоньерки лож ;
Заводная кукла офицера;
Не для черных душ и низменных святош ...
Что ж , гаси, пожалуй, наши свeчи
В черном бархатe всемiрной пустоты,
Все поют блаженных жен крутыя плечи,
А ночного солнца не замeтишь ты.
25 ноября 1920 г.
x x x
На перламутровый челнок
Натягивая шелка нити,
О, пальцы гибкiе, начните
Очаровательный урок .
Приливы и отливы рук ,
Однообразныя движенья,
Ты заклинаешь, без сомнeнья,
Какой-то солнечный испуг ,
Когда широкая ладонь,
Как раковина, пламенeя,
То гаснет , к тeням тяготeя,
То в розовый уйдет огонь.
x x x
От легкой жизни мы сошли с ума.
С утра вино, а с вечера похмелье.
Как удержать напрасное веселье,
Румянец твой, о пьяная чума?
В пожатьи рук мучительный обряд ,
На улицах ночные поцeлуи,
Когда рeчныя тяжелeют струи,
И фонари, как факелы, горят .
Мы смерти ждем , как сказочнаго волка,
Но я боюсь, что раньше всeх умрет
Тот , у кого тревожно-красный рот
И на глаза спадающая челка.
x x x
Что поют часы-кузнечик ,
Лихорадка шелестит ,
И шуршит сухая печка,-
?то красный шелк горит .
Что зубами мыши точат
Жизни тоненькое дно,
?то ласточка и дочкe
Отвязала мой челнок .
Что на крышe дождь бормочет ,-
?то черный шелк горит ,
Но черемуха услышит
И на днe морском простит .
Потому что смерть невинных ,
И ничeм нельзя помочь,
Что в горячкe соловьиной
Сердце теплое еще.
x x x
Уничтожает пламень
Сухую жизнь мою,
И нынe я не камень,
А дерево пою.
Оно легко и грубо;
Из одного куска
И сердцевина дуба,
И весла рыбака.
Вбивайте крeпче сваи,
Стучите, молотки,
О деревянном раe,
Гдe вещи так легки.
x x x
Мнe Тифлис горбатый снится,
Сазандарiй стон звенит ,
На мосту народ толпится,
Вся ковровая столица,
А внизу Кура шумит .
Над Курою есть духаны,
Гдe вино и милый плов ,
И духанщик там румяный
Подает гостям стаканы
И служить тебe готов .
Кахетинское густое
Хорошо в подвалe пить,
Там в прохладe, там в покоe
Пейте вдоволь, пейте двое:
Одному не надо пить.
В самом маленьком духанe
Ты товарища найдешь.
Если спросишь Телiани.
Поплывет Тифлис в туманe,
Ты в духанe поплывешь.
x x x
Американка в двадцать лeт
Должна добраться до Египта,
Забыв Титаника совeт ,
Что спит на днe мрачнeе крипта.
В Америкe гудки поют ,
И красных небоскребов трубы
Холодным тучам отдают
Свои прокопченныя губы.
И в Луврe океана дочь
Стоит , прекрасная, как тополь,
Чтоб мрамор сахарный толочь,
Влeзает бeлкой на Акрополь.
Не понимая ничего,
Читает Фауста в вагонe
И сожалeет , отчего
Людовик больше не на тронe.
x x x
Сестры тяжесть и нeжность,-- одинаковы ваши примeты,
Медуницы и осы тяжелую розу сосут ,
Человeк умирает , песок остывает согрeтый,