Камень Юноны
Шрифт:
— Какие чудные капри! — восклицала Вера, крутясь перед зеркалом. — Толь! Ты прелесть! А топик! Какой мне больше идет: красный или черный?
— Тебе все идет, солнышко.
— А все-таки. Какой тебе больше нравится?
— Мне ты нравишься.
— По-моему, черный слишком мрачный для дневной прогулки, но он такой… такой. Винтажный, — вспомнила Вера модное слово. — Винтаж — это актуально. Может, лучше надеть кремовый?
— Надевай кремовый, — не стал возражать Анатоль — ему было все равно, в какие рюши упакует себя подруга.
— Тогда я надену серое платье, а сверху велюровый жакет, — решила она и тут же стала стягивать с себя наряды.
— Я уже готова, — раздалось через полчаса. Вера стояла в коротком мохеровом свитере и узких черных джинсах.
— Потрясающе! — одобрил Анатоль, поднимая глаза от газеты.
Вера
Анатоль был лапочкой. За все время ни разу ни в чем не отказал. Правда, Вера свои запросы пока сдерживала. Она решила не пугать потенциального жениха широким размахом, свойственным ее натуре. Верино «хочу» ограничивалось мелочами
Чтобы ситуация не вышла из под контроля, Вера держала руку на пульсе. Попросту говоря, она за ним следила: тайком проверяла его карманы и подслушивала телефонные разговоры. Давно разочаровавшаяся в любви и в людях, она не доверяла Анатолю. Вера постоянно искала подвох в действиях и словах кавалера, и была готова к измене. Ей казалось вполне логичным, что однажды он ее бросит. Это убеждение было вызвано не столько тем, что ее неоднократно меняли на более интересных любовниц, а сколько тем, что Вера сама допускала, и более того, считала само собой разумеющимся поступать так по отношению к мужчинам: попадись ей кто перспективнее Анатоля, она, не задумываясь, переметнулась бы к нему. На что способен сам — того, в первую очередь, ждешь от других.
С Анатолем они общались на английском. Это был тот иностранный язык, на котором Вера сносно разговаривала, поскольку выучила его для работы на сайте. Остальные языки она осваивала по случаю. Вера не считала владение языками ценным качеством — знаешь наиболее распространенные фразы, и хорошо. Сейчас ее куцых познаний французского явно не доставало. Очень тяжело было понять беглую речь Анатоля, когда он разговаривал по телефону. На капризное Верочкино: «Опять с работы?», он улыбался и целовал ее в щеку. Вот так: ни да, ни нет. Хоть соврал бы, что ли, а то голову ломай, кто и по какому поводу ему звонил. О том, чтобы расшифровать записи в его ежедневнике, не следовало и мечтать — для этого нужно было, как минимум, пройти спец подготовку в ГРУ. Вера даже в шутку спросила, не имеет ли он отношения к медицине? Таким неразборчивым почерком обычно заполняют рецепты и записывают историю болезни. Анатоль не был знаком с графическими особенностями наших медицинских карт, но шутка ему понравилась. Больше всего Вера боялась появления на горизонте соперницы — какой-нибудь смазливой куклы — юной и напористой, готовой на все, лишь бы урвать у судьбы свой шанс в виде приличного иностранца. Что досадно, так то, что таким дерзким дурочкам нередко улыбается удача: мужчин умиляет их детская непосредственность и безалаберность, воспринимаемая за неискушенность и наивность. Правда, такие романы быстротечны и не приносят никакого навара, кроме пары новых платьиц и одноразовой поездки в Европу. Но от этого было не легче — дурында способна нанести разрушительный удар: после загула любовники, как правило, не возвращаются. Это она уже проходила — сначала в роли молоденькой идиотки, счастливой от того, что смогла увести спонсора у старушки — его двадцати четырехлетней содержанки, потом самой довелось оказаться на месте «бабули». Еще хуже было обнаружить у милого привет из прошлого (или настоящего, перетекающего в будущее) — его французскую пассию. Если от местных охотниц еще можно было оградить свое имущество, то его связи на родине никакому контролю не поддавались. Оставалось только задавать вопросы издалека, выспрашивать, вынюхивать, анализировать ответы и ловить его настроение.
Яну окончательно добил кот. Розовый кот, которого она вручила Егору на день рождения, теперь без зазрения своей кошачьей совести расположился на чужом подоконнике. А эта нахалка Сырникова считает, что так и надо. Похождения Егора всегда бесили Яну. Она жутко ревновала, злилась, но ничего сделать не могла — она Агееву не жена, чтобы предъявлять претензии. Тем более, Егор не приемлил давления и лелеял свою свободу. Стоило бы ей только заикнуться на этот счет, как они бы тут же расстались. И бедной Яне ничего не оставалось, как только молча терпеть загулы приятеля и прятать свои эмоции под жизнерадостной маской. Кто бы знал, как тяжело постоянно видеть, виснущих на нем, девиц. Но им ловить было нечего, и Яна могла не переживать, что Егор увлечется одной из них и оставит ее. Сырникова — совсем другой случай. Не зря у Яны екнуло сердце, когда она впервые ее увидела. Олеся обладала магнетизмом, скрытым, не броским, способным притягивать к себе людей и удерживать их. Не похожая на других, странная, необъяснимая, интересная, она заворожила Агеева, стала ему близкой подругой и спутницей. Яна обратила внимание, что Егор даже стал говорить, как Сырникова: употреблял ее слова, выражения, перенял манеру делать паузу посреди фразы.
Не дожидаясь, когда Егор предложит разойтись, Яна решила сама стать инициатором разрыва, чтобы не получить еще один удар по самолюбию, после которого едва получится
Яна Бортникова привыкла всегда быть на первых ролях. В классе — лучшая ученица, она играючи получала пятерки по всем предметам. На школьном конкурсе красоты ей заслуженно достался королевский титул. Без труда поступила в педагогический вуз на факультет психологии. В их поселке Беляевка, что под Архангельском была всего одна школа, в которой училось от силы сто человек. Учителя очень ревностно относились к своим воспитанникам, которых год от года становилось все меньше. Они делали все, чтобы дать выпускникам достойную путевку в жизнь и неплохо в этом преуспели: стены Беляевской школы каждый год покидало не меньше трех золотых медалистов. Ко всему прочему, расторопная директриса добилась, чтобы их школа стала базовой при Архангельском пединституте, что давало беляевцам право поступать вне конкурса.
В юности Яночка была весьма хороша собой: миниатюрная, ладная, с по-детски распахнутыми дымчатыми глазами. Не сходящая с круглого личика улыбка, делала ее обворожительной. В восемнадцать лет она выпорхнула замуж за военного. Яна уже тогда была практичной. Особо трепетных чувств к своему капитану она не испытывала, но замужество ей позволило переехать в Петербург. Около двадцати пяти лет Бортникова остро ощутила потребность в материальном достатке. К этому времени у нее была комната в коммуналке и свидетельство о разводе. Теперь нищие российские офицеры ее не интересовали — Яночке была нужна более перспективная партия. И такая вскоре нашлась: бизнесмен средней руки, занимающийся поставками мяса. Он предложил красавице просторную квартиру и строящийся в прибрежном районе особняк. Семейная жизнь продлилась не долго: мясник отчего-то разорился, квартиру пришлось продать, а особняк так и остался недостроенным. Такое положение Яну совершенно не устраивала, и вскоре она снова развелась. От второго замужества у нее все-таки кое-что осталось: хорошо обставленная однокомнатная квартира и слегка поддержанная «Шкода». Яна была, несомненно, мудрой женщиной и не полагалась полностью на мужей. Она не забывала заботиться о собственной карьере — второе высшее образование, полученное при мясном воротиле, в будущем очень пригодилось. В тридцать шесть лет к приходу в «Парадиз» у нее за плечами был опыт работы в крупной компании, та же однушка, новенький «Форд-фокус» и надоевший любовник. Чувства давно остыли, а расстаться не хватало решимости. Кроме привычки, возле него Яну держали приятные подарки из ювелирного, походы в рестораны и заграничные поездки. Но без любви все теряло остроту. Яна ходила с грустными глазами, была подвержена частым переменам настроения и депрессиям. С появлением Егора она расцвела и похорошела, стала как в юности улыбчивой и счастливой. Не важно, что Агеев не звал ее замуж и не предлагал совместного проживания. Яна вполне допускала, что он ее не любил. Главное, она любила его, и ради своей безумной любви была готова броситься в омут с головой.
Бортникова уже собиралась порвать со своим бойфрендом. Продумала речь и морально настроилась — не легко было расстаться с человеком, рядом с которым прошли пять безоблачных лет. Но тут появилась Сырникова. Нежданная и опасная, она налетела черным кондором и разрушила планы.
О том, чтобы самому марать руки в крови, и речи быть не могло — Николай Онищенко для этого был слишком труслив. Он не столько боялся совершить убийство, сколько понести за него наказание. Выступать заказчиком — это совсем другое. Здесь надо быть интеллектуалом, кем он себя и считал. Продумать все до мелочей, а потом разыграть, как шахматную партию: гладко, чисто, безупречно. И тогда никакая милиция вовек не сыщет, а наша — так и подавно. Больно надо им из-за какой-то девки землю рыть. Закроют дело за недостатком улик и думать забудут.
Свой план по устранению Олеси Николай вынашивал три дня. В его представлении выглядело все просто: была Олеся Сырникова, и нет ее. Он переезжает к Элине и живет у нее в свое удовольствие. В дальнейшем Колясик планировал наложить руку на квартиру Элины. Эла всегда шла у него на поводу так, и он не видел проблемы в том, чтобы задурить ей голову.
Когда дело дошло до воплощения плана, Николай столкнулся с трудностями, первой из которых стало отсутствие исполнителя. Не то, чтобы ему было жалко потратиться на приличного киллера, деньги у него просто отсутствовали. Хотя, жадность Коленьки была присуща. Его желания были противоречивы: получить результат и при этом сэкономить. «За бутылку горло перегрызут», — вертелась у него в голове фраза. Это стало решением задачи. Найти страждущего синяка и заключить с ним сделку: вы нам обеспечиваете ликвидацию девицы, мы вам — Енисей водки. Предложение выгодное со всех сторон: за пять минут неквалифицированного труда, утоление жажды на неделю.
Второй день Колясик уныло бродил по окрестным дворам, подыскивая кандидата. Алкашей пруд пруди, но никто из них не внушал доверия. С таким деликатным поручением не к каждому подойдешь: одни лыка не вяжут, у других на лице написана олигофрения, третьи, и того хуже, склонны к разглагольствованию — вмиг разнесут на всю округу тайну договора. Со временем придирчивость Николая поутихла — он уже готов был связаться с любым идиотом, лишь бы скорей уладить дело. Но и такие не попадались. Колясик впал в отчаяние: над его предприятием нависла угроза срыва. От безысходности он пошел к хорошо знакомому восемнадцатому дому по Разъезжей улице. До этого он специально к нему не приближался, чтобы не светиться. Еще совсем недавно Николай здесь жил и ходил через двор по-хозяйски, а теперь ступал нерешительно, озираясь по сторонам, словно шел воровать. Зайдя в парадную, он стал присматриваться, каким образом удобнее убить Олесю. Раньше он не обращал внимания на архитектурные сооружения, за которыми можно поджидать жертву. На первом этаже удачно находилась колона, чуть глубже — ниша — идеальное место для засады. Колясик уже смирился с мыслью, что убивать придется самому. Делать этого ему ужасно не хотелось, и, главное, он не был уверен, что сумеет.