Камень
Шрифт:
– Да, наверное…
– В общем, это место для меня, можно сказать, родное. – Наташа хмыкнула и громко постучала пальцами по приборной доске.
– Ну, а какие разные истории? – спросил я, невольно вспоминая откуда-то почерпнутые легенды о том, что молодые девушки нарочно отрезали часть савана покойного и клали под подушку, чтобы приснился суженый. Или брали какой-нибудь предмет, положенный ранее в гроб, и носили его как талисман на удачу и словно своеобразный билет для смерти, если она вдруг придёт. Наверное, это относилось ещё к Древней Руси, но, возможно, было актуально для кого-нибудь и сейчас. Хотя мне, честно говоря, было жутковато от того, что девушка спит или ходит с подобными
– Сейчас расскажу. А ты не равнодушен к подобным темам? – спросила Наташа, с какой-то болезненной заинтересованностью посмотрев на меня.
– Не то чтобы очень. Наверное, просто любопытно.
– Смотри, а то у меня был один знакомый, так он тоже начал просто с любопытства, потом сутками только об этом и говорил. А закончил в психушке, бредя какими-то монстрами и выходцами с того света, которых, кстати, вроде как вызвал именно с этого кладбища. Хотя в его рассказах, насколько я понимаю, скорее звучали вольные пересказы фильмов ужасов про зомби, чем нечто действительно ужасающее и могущее быть в действительности.
– Думаю, просто никогда не надо на чём-то зацикливаться, иначе абсолютно на любой теме поедет крыша, – усмехнулся я.
– Да, всё так. А истории о старом кладбище действительно небезынтересны. Как тебе, например, такая? Когда-то в этой церкви обитал мрачный священник, о котором болтали разное. Иногда те, кто ходил к нему на исповедь, не возвращались назад, но их видели бродящими в виде духов по кладбищу. Кое-кто утверждал, что этот деятель хоронил прихожан глубокой ночью, закапывая живьём в землю, а жертвы только и могли, что молить о пощаде, опоенные некими церковными ритуальными зельями. Под тело священник всегда клал маленький крестик, который, питаясь страданиями людей, погребённых заживо, прорастал сквозь них за одну ночь и потом три дня возвышался над могилой, светясь ночью призрачно-кровавым светом. А затем священник выкапывал эти кресты и относил за алтарь, где ставил с задней стороны икон, и они начинали плакать слезами этих невинных жертв. А ещё он клал их в свою постель и поэтому прожил гораздо больше, чем способен обычный человек. Ну, что скажешь? – Наташа улыбнулась и даже слегка мне подмигнула.
– Очень напоминает какие-то детские страшилки. А вот иконы, я точно знаю, что плачут совершенно от другого.
– Может быть, ты и прав. Но, знаешь, для детей таких историй было вполне достаточно. Это тоже, в своём роде, вера, которая попросту не хочет вникать в детали, когда общее – манит и страшит. Наверное, именно поэтому ребята редко делятся со взрослыми какими-то своими играми и переживаниями. Знают, что им обязательно разложат всё по полочкам и даже если и одобрят, то после этого заниматься подобным не захочется, так как всё будет казаться слишком простым и банальным. А где же тогда место тайне, риску и ещё чему-то такому, что и трудно выразить словами. Да и запретный плод, как известно, неизменно сладок. Для меня этот этап был не так давно, а ты, наверное, уже и не можешь понять меня в полной мере?
– Я что, по-твоему, такой старый?
– Нет, но всё-таки.
– Поверь, мне вполне это доступно, как бы удивительно ни звучало, – улыбнулся я. – Хотя, знаешь, с годами, ты права, кое-что меняется. И гораздо меньше страшат разного рода монстры на кладбище. Скорее ужасают какие-то другие вещи. Например, те, которые казались очевидными, а неожиданно превратились в свою противоположность.
– Это как?
– Ну, если говорить о совсем банальном, то, допустим, предательство. Вот доверял ты человеку, был уверен, что вы с ним друзья на век, и всё в таком духе. А он однажды взял и предал,
– Как-то никогда об этом не задумывалась, – Наташа рассеянно потеребила волосы и прищурилась, словно у неё было плохое зрение, но, как и многие девушки, она не хотела себя «портить» очками.
– Вот мы практически и приехали! – воскликнула Женя, когда за очередным поворотом появилось кладбище и старая покосившаяся церковь с какими-то каплеобразными куполами, мало напоминающими привычные православные, но, тем не менее, увенчанными крестами. Может быть, какое-то ответвление, старообрядцы или нечто подобное? Впрочем, не имеет никакого значения. В нашем случае самое главное, чтобы здесь не было никого из людей, а православные там святые или мусульманские – без разницы.
Я чуть было не задел ограду, но вовремя резко затормозил и решил, что даже так машина не видна за длинными рядами надгробий и невысокими стенами кладбища. Вытащив из замка зажигания ключ, я довольно потянулся, так как, честно говоря, не ожидал, что мой заезд пройдёт настолько гладко, и, повернувшись к Наташе, спросил:
– И какой у нас план?
– Всё очень просто. У меня есть вот это.
Она стукнула по бардачку, который откинулся с лёгким кряканьем, и ей в руки выкатилась полная бутылка водки.
– В России это – самая настоящая сила!
– Не очень тебя понимаю. Я вообще водку не пью, – сказал я, глядя на знакомую ещё с советских времён этикетку.
– Даже если бы пил, я её тебе бы и не дала. Знаешь, что там внутри?
– Полагаю, не совсем то, что написано?
– Нет, она. Но я туда кое-что добавила. – Она нервно хихикнула. – У мамы было одно лекарство – надеюсь, что дозы хватит.
– А зачем?
– Ну, ты словно в первый раз…
– Да уж, извини, как-то не завсегдатай кладбищ, тем более в смысле тайного разрывания могил и воскрешения из мёртвых, – несколько раздражённо, но по-доброму ответил я.
– Ладно, не кипятись. На кладбище есть смотритель. Как же без этого?
– А… Так ты хочешь вывести его из строя?
– Ну, конечно. Не так-то сложно было и догадаться.
– Ладно, а почему ты решила, что он станет пить водку, которую принесла какая-то девушка? Да и вообще – возможно, он и не пьёт.
– Думаю, с такой красоткой, как я, не грех и выпить! – Наташа озорно подмигнула, но никаких искорок в её глазах не было. – Но на самом деле, конечно, всё намного проще. Я давно знаю дядю Антона, поэтому уверена, что он выпьет. И это ещё очень слабо сказано. А батюшка нас точно не побеспокоит – он вообще с трудом передвигается и практически не выходит из церкви. Поэтому ничего сложного нас и не ждёт.
– А кладбище что, не закрывается? В том смысле, что кто-нибудь не придёт сюда навестить близких или что-то в таком роде? – спросил я, опасливо озираясь по сторонам.
– Оно уже закрыто. Конечно, придётся лезть через забор.
– Ах, вот оно как. Час от часу не легче!
– Да, везде есть свои нюансы, но это, думаю, совершеннейшие пустяки. Сделаем так. – Наташа заговорщицки понизила голос и чуть нагнулась ко мне: – Я иду первой, чтобы вы с инструментами здесь не маячили. Потом возвращаюсь, говорю, что дело сделано, и выдвигаемся все вместе. Ну, как?