Камень
Шрифт:
– Ну, что, друг, попробуем выбраться из дома? – спросил я, вздрогнув от очередного звонка в дверь. – Ты уж не подведи меня. Не лай, пожалуйста, хотя я прекрасно понимаю, что спускаться таким образом из окна – не самое приятное занятие. Извини.
Кажется, мы поняли друг друга правильно. Во всяком случае, Норд никак не возражал, что я несколько раз перевязал его широкими полосками ткани, к которым сверху прикрутил конец получившегося у меня каната. Однако, когда я, бдительно выглянув в окно и убедившись, что там никого нет, открыл балкон и сырой холодный воздух ворвался в комнату, Норд явно забеспокоился и понурился.
– Ничего страшного. Всего лишь дождливый вечер. Сейчас не успеем оглянуться, как сядем в такси и помчимся туда, где будет светло и тепло, – успокаивающе сказал я, сам невольно приподнимая воротник куртки.
Оказавшись
– Знаешь, друг. Я буду очень стараться опустить тебя аккуратно, а ты пообещай, что не будешь лаять. Иначе может быть плохо дело. Ладно?
Я нежно прижал к себе Норда, помолчал и осторожно переставил его на узкий кант с другой стороны ограждения балкона. Стоять там, конечно, было неудобно, и я с растущим волнением видел, что пёс начинает паниковать, отчаянно пытаясь ухватиться лапами и навалиться на меня. Ну, нет – так дело не пойдёт, иначе мы вместе рухнем вниз. Я аккуратно, но твёрдо освободился и, чуть ослабив верёвку, вскрикнул, когда Норд, обтёршись боком о бетонный выщербленный кант, пропал из виду, при этом так сильно дёрнув мою руку с верёвкой, что я больно ударился плечом об ограждение и почувствовал, что немного выбил сустав. Да, непростая работа так тягать собаку, но никуда не денешься.
Медленно приподнявшись, я слышал хрип и приглушённые завывания Норда, в первый момент испугавшись, что он задыхается. Однако, как оказалось, когда я, схватившись за парапет левой рукой, свесился вниз, он просто болтается в метре над нижним балконом, отчаянно дёргаясь и пытаясь высвободиться, явно не понимая, чем это грозит. В окнах соседей не было света, и это, наверное, плохо. Когда комната освещена, всё на улице кажется непроглядно-чёрным, в противном случае – напротив, слишком явственно различимым. Я представил себе, как кто-то лежит в кровати, открывает глаза и в какой-то момент видит летающую собаку. Какая может быть реакция на такие явления? Наверное, вопль, и тогда мне придётся максимально быстро опускать Норда, а самому снова укрываться в квартире, видимо, вообще без шансов сегодня выбраться.
Я потихоньку приспускал верёвку, и Норд начал задевать лапами перила соседского балкона с явным желанием поскорее перебраться туда. Это, разумеется, никак не входило в мои планы. Но что же делать? На секунду задумавшись, несмотря на становящуюся всё более мучительной боль, я начал дёргаться вперёд-назад, постепенно раскачивая собаку и, когда Норд стал явно выходить за габариты кромки балкона, резко отпустил верёвку побольше. Тут же раздался визг, материя затрещала, но Норд был уже внизу. Из окон первого этажа лился яркий электрический свет, и я осторожно, но с гораздо более спокойной душой, опустил друга детства на траву, тут же с облегчением сбросив вниз верёвку. Норд какое-то время барахтался, упав при падении, а потом быстро припустил в кусты, где, судя по шуму и мельканию материи, начал пытаться освободиться. Что же, пусть так – главное, чтобы он не выскочил куда-нибудь на улице, где явно привлечёт внимание его необычный «поводок».
Теперь точно такой же путь предстояло преодолеть и мне, правда, без помощи верёвки. Ничего, пусть в руке ноет пульсирующая боль, наверное, я всё-таки справлюсь получше Норда – как-никак человек. Но сначала я взял и бросил в сторону кустов свою спортивную сумку, с мягким «пых» приземлившуюся недалеко от продолжающего возиться в ветках Норда. Я некоторое время смотрел в этом направлении, представляя, что сам лечу так с третьего этажа и бесформенной кучей лежу внизу. И ладно бы ещё мёртвый, так ведь всё может оказаться вовсе не так просто – например, с очень сильными увечьями, которые прибавятся ко всем моим остальным заботам. А кто, кроме полиции, будет моими посетителями в больнице? Ну, разумеется, Борис и Вера Павловна, которые тщательно прикроют дверь и, медленно надвигаясь, вскоре избавят меня от мучений. Однако я всё-таки предпочёл бы просто и без затей быструю смерть сейчас. Впрочем, что-то я уже начал рассуждать, как Людмила, – надо думать о жизни и о том, как выбраться изо всей этой передряги с минимальными потерями. Именно поэтому, перемахнув на кромку с другой стороны балкона, начавшую неожиданно вязко крошиться под ногами, я замер, глядя на трубу.
Какая она, оказывается, неприветливая, скользкая и тонкая. Возможно, не поменяй мы её, дело получилось бы куда лучше – по крайней мере, ржавчина точно меня бы притормаживала. С другой стороны, она могла вообще отвалиться вместе со мной и со страшным грохотом рухнуть вниз. Нет, всё-таки лучше новая, которую, как я очень надеялся, хотя бы более-менее качественно прикрепили к стене.
Я повис на одной руке, а другой пытался обхватить трубу. Ничего не выходило – она была слишком скользкой. Ладно, тогда можно рискнуть и перепрыгнуть, обхватив её и надеясь, что стремительно, как по водной горке или пожарному шесту, скачусь вниз. Но эдак можно со всей силой долбануться спиной или копчиком о землю, что явно мало не покажется. Тогда как? Вздохнув, я опустился на колени, осторожно уцепился за торчащие из канта куски арматуры, которые выглядели более-менее монументально, и переместился на живот так, что мои ноги нелепо болтались уже в пределах верха чужого балкона. Затем я медленно сполз вниз, повиснув только на тут же онемевших от нагрузки пальцах, и убедился, что просто спрыгнуть на перила ниже – слишком рискованная и даже заведомо обречённая на провал затея. Правда, у меня ещё оставалась труба, и я решился. Была не была! Обхватив её одной рукой, я широко расставил ноги с тем, чтобы точно затормозить ими о соседский балкон, а потом резко переместил на трубу вторую руку. Тут же словно нечто стремительное подхватило меня и дёрнуло вниз, пронзив мгновенной вспышкой боли по всему телу, и я увидел, что мои взлетевшие вверх руки намертво уцепились за перила. Что же, могло быть и хуже – правая нога зацепилась за ограждение и, как крюк, удержала меня от дальнейшего падения, а руки сами собой доделали необходимое. Спасибо инстинктам! Я осторожно поставил болтающуюся левую ногу на внешний кант, выпрямился и замер. Надо немного передохнуть – в позвоночнике появилось ощущение необычайной тяжести и слишком чувствительной отдачи от быстро бьющегося сердца. Вскоре, к счастью, стало полегче, и, выдохнув, я с трудом перебросил через ограждение правую ногу, встав так же, как немногим раньше на своём балконе. Никакого движения в соседских окнах не было, но, разумеется, это вовсе не значило, что там всё происходящее осталось незамеченным. Точнее, мне оставалось на это только надеяться.
Правая нога болела всё сильнее, но свободно двигалась – значит, ничего не сломано. Я нагнулся и, измерив расстояние до земли, понял, что здесь уже придётся прыгать. Конечно, я смогу значительно сократить расстояние, если так же повисну на этом балконе, как и на своём, но, тем не менее, это было опасной затеей. Впрочем, не более, чем всё, что со мной происходит в последнее время.
Я опустился на четвереньки, уцепился за кант и, соскользнув вниз, повис на руках. Снизу что-то задвигалось, и я готов был уже вскрикнуть, подумав, что там ожидают Борис и Вера Павловна, которым я невольно облегчил задачу. Однако это был всего лишь Норд, который буквально каким-то чудом выпутался из сделанного мной куля и сейчас просто нервно бегал кругами, неотрывно глядя на меня и поскуливая. Эх, если бы ты мог мне хоть чем-то помочь! Хотя то, что кто-то заботящийся находится сейчас рядом и переживает, стоило очень многого.
Я отпустил руки. Падение длилось всего лишь мгновение, потом мои ноги коснулись земли, и я тут же попытался подпрыгнуть вверх, чтобы смягчить удар. В какой-то мере это удалось – я крякнул, крепко сжимая зубы, чтобы не прикусить язык, несколько раз перекатился, мысленно поблагодарив некогда отданные два года секции дзюдо, и растянулся на холодной мокрой траве. Буквально через минуту, немного придя в себя, я тяжело приподнялся и, пошатываясь, встал. Норд тут же радостно подскочил, упёршись лапами мне в грудь, отчего я чуть было снова не рухнул, но удержался и нервно усмехнулся:
– Ну, вот, пожалуй, и всё.
Немного подволакивая ногу и нервно оглядываясь, я достал из кармана куртки поводок, застегнул на ошейнике Норда и зашагал в сторону дороги. Сначала мне захотелось прибрать куски материи, которые образовывали на лужайке причудливую петлю и, разумеется, привлекут внимание соседей утром, если не раньше. Однако подумал, что сейчас это не имеет никакого значения, а отнять лишнее время и силы вполне может. Теперь надо было выйти через дворы к оживлённой трассе, которая вела в сторону Москвы, и попытаться доехать до Людмилы с собакой, к чему обычно отрицательно относились водители. Ну, ничего. Ведь у меня с собой самый главный стимул – деньги. И немало – под эти цели точно.