Камень
Шрифт:
Когда я совсем выдохся и уже начал подумывать над тем, чтобы остановиться и передохнуть, мы добрались до дороги. Здесь нам пришлось ещё минут десять голосовать, пока какой-то пожилой мужчина, притормозивший на древнем «Москвиче», не согласился подвезти нас до нужного места, сразу же согласившись на предложенные пять тысяч рублей. Только деньги он хотел сразу, а я не видел никаких причин возражать.
Всю дорогу мы молчали, что было странно, но сейчас меня вполне устраивало. Только на светофорах водитель как-то смущённо оборачивался и внимательно меня разглядывал. Да, я отдавал себе отчёт, что вполне могу выглядеть странно. Острая боль постепенно проходила и превращалась в плотные приглушённые пульсации – что же, не так и плохо. А если у Людмилы удастся принять ванну, будет вообще
Примерно через час мы подъехали к четырёхэтажному дому из приятного оранжевого кирпича с оградой, шлагбаумом и очень большой зелёной территорией. Всё вместе это создавало по-настоящему располагающую уютную атмосферу. Неплохо, однако, Людмила устроилась – явно не бедствует. И так живёт, как ни удивительно, человек, который всерьёз думает о самоубийстве. Что же тогда делать остальным? Или права народная мудрость, что счастье вовсе не в деньгах?
Я рассеянно поблагодарил водителя, ответившего невнятным бормотанием, и, беспокойно оглядываясь, тяжело пошёл в сторону нарядной красно-белой будки, где маячил внушительных габаритов охранник, затянутый в морщинистый капюшон, шумно трепещущийся на ветру.
– Вы к кому? – откашлявшись в кулак с поблёскивающей печаткой, хрипло поинтересовался он.
– В двадцать седьмую квартиру. Меня ждут.
– Собака ваша?
– Да.
– Постарайтесь, чтобы она не лаяла – поздно уже.
– Хорошо, спасибо.
Охранник ещё несколько секунд внимательно на меня смотрел, словно желая запомнить в малейших деталях, потом кивнул и открыл небольшую калитку у будки:
– В холле скажите то же самое, и с нужным номером свяжутся.
Я кивнул и прошёл к дому, арчатый вход которого чем-то напоминал стоматологическую клинику, расположенную недалеко от моего дома. Это немного подпортило общее внушительное впечатление. Норд быстро бежал рядом, оглядываясь по сторонам и шумно дыша. Из его рта вырывались клубы густого пара, и я невольно обратил внимание, что на улице значительно похолодало.
Толкнув толстые, излишне помпезно украшенные выпуклыми орнаментами двери, я неприязненно прикрыл веки, щурясь от яркого матового света, которым был залит выложенный плиткой холл. Напротив располагалась широкая лестница, ведущая к трём большим лифтам, ярко мигающим красно-зелёными сигналами, а правее размещалась стойка, за которой сидела серьёзная женщина лет пятидесяти.
– Добрый вечер. Вы к кому? – неожиданно очень располагающим и даже заботливым голосом спросила она.
– Двадцать седьмая квартира. Меня ждут, – повторился я, подходя ближе и беря Норда за ошейник.
– Минутку. Как вас представить?
– Кирилл.
Женщина застрекотала по широким клавишам внушительной телефонной станции и подняла трубку. Какое-то время она молчала, а потом вежливо сказала:
– Добрый вечер. К вам посетитель с собакой – Кирилл… Хорошо, спасибо.
Она опустила трубку и показала мне рукой в сторону лестницы:
– Всё в порядке. Прошу вас. Второй этаж. Симпатичный пёс.
– Да, спасибо.
Я поднялся по ступеням и не успел нажать большую квадратную кнопку, как лифт с приглушённым мелодичным звоном открыл свои двери. Войдя в обшитую зеркалами кабину, я выжал двойку и только по небольшому дрожанию кабины определил, что двигаюсь. Тут же двери распахнулись, и, без труда сориентировавшись, я пошёл налево в сторону плавно скошенного поворота, откуда слышалось эхо открываемых запоров.
– Кирилл, добрый вечер! – приветствовала меня Людмила, затянутая в просторный оранжевый халатик, с перехваченными в хвост пышными волосами.
– Здравствуй. Какой красивый дом.
– Да, не жалуюсь. Проходи.
Мы вместе переступили порог красиво подсвеченной множеством «точечных» лампочек прихожей, и я подумал о том, что не отказался бы пожить здесь хотя бы какое-то время.
– А это кто с тобой?
– Моя собака. Норд.
– Какой красивый. Мог бы и предупредить – у меня, к сожалению, ему нечего предложить.
– Ничего, у нас всё с собой, – улыбнулся я, кивая на сумку, поставленную у вешалки, рядом с которой я раздевался.
– О, так ты прямо с вещами ко мне? Неужели решил переселиться?
– Нечто в таком роде. Ты будешь против?
– Нет, конечно. Располагайся. Мне не будет одиноко в такой большой квартире.
Люда улыбнулась, но это слишком чётко обозначило пару глубоких морщин на её лбу. А я подумал о том, что даже не поинтересовался по телефону – живёт ли она с кем-нибудь, и вообще, насколько уместным будет мой такой неожиданный и основательный приезд. Впрочем, возможно, где-то внутри я чувствовал, что наша встреча была вовсе не случайной, а значит, и всё остальное просто не могло быть по-другому.
– Отлично. Может быть, угостишь кофе?
– Да, всё уже готово. Мой руки.
Я кивнул и, посетив очень чистую, пахнущую какими-то моющими средствами, ванную комнату, вернулся в просторную гостиную, где на большом полупрозрачном столе всё было уставлено всякими вкусностями. Прямо настоящий пир.
– Ну, как, перекусишь немного?
– Пожалуй, это слишком скромно сказано.
– А то видок у тебя нездоровый и измождённый.
– Поверь, на это есть причины, – пожал плечами я, тяжело плюхаясь на твёрдый, чуть вогнутый в середине деревянный стул и хватая толстый кусок красной рыбы. – Спасибо за такое царское угощение. Я ощущаю себя даже лучше, чем дома.
– Не за что. У меня нечасто бывают гости.
Люда вздохнула и, усевшись напротив, поджала босые ноги с ярко-оранжевым педикюром, почему-то напомнившие мне о лете:
– Так кто начнёт?
– Что?
– Ну, говорить. Полагаю, у нас обоих много чего накопилось.
– Если ты не против, то, пожалуй, я.
– Конечно. Тем более что я твоя должница!
Я не спросил за что, хотя и догадывался, что речь идёт о нашей последней встрече, и, вздохнув, начал свой рассказ с того самого момента, как стоял возле парка и ждал Ольгу. К моему удивлению, Людмила оказалась замечательной слушательницей в том смысле, что не охала, не пыталась меня перебить или делать круглые глаза, странно поглядывая, как, наверное, в подобном случае сделало бы большинство людей. Я просто говорил, постепенно увлекаясь, а она слушала и, кажется, становилась всё более расслабленной. Мне же почему-то казалось, что, высказанная вслух перед кем-то, ситуация становится намного проще и понятнее, чем надумывалось про себя. А когда я закончил, Люда громко щёлкнула зажигалкой и выпустила в потолок внушительную струю сладковатого дыма:
– Интересно. Вот, значит, что это было.
– О чём ты?
– Ну, про Трюфельный холм.
– А ты его тоже видела?
Я был очень удивлён.
– Да, ещё когда была маленькой девочкой. Я это хорошо запомнила, потому что очень любила папу и серьёзно обижалась на то, что он мне не верит. Впрочем, с годами я и сама была склонна приписывать всё это исключительно бурной детской фантазии, а вот ты сейчас подтвердил всё то, что меня до сих пор беспокоит.
– И как это было?
– Всего два раза. Мы гуляли рядом с парком – мне там почему-то больше всего нравилось возиться с игрушечной коляской и куклой Алёной. А ещё я обожала раскладывать камешки, которые постоянно собирала там же, придирчиво разглядывая, а дома складывала в многочисленные пластмассовые баночки из-под новогодних подарков. Видимо, именно поэтому я в деталях видела всё, что ты сейчас описывал, хотя, скажу честно, не замечала кого-то входящего туда или стоящего в ожидании рядом. Пожалуй, не задумываясь тогда об этом, стоит признать, что Трюфельный холм действительно наблюдала только я, чем честно делилась с папой, но он мне, понятное дело, не верил.