Каменная река

Бонавири Джузеппе

Тури помрачнел.

— Может, хватит, Чернявый? Не нравится сказка — и не надо, пошли домой.

— Но все-таки чем кончилось? — спросил Пузырь.

— Да, кончилось-то чем? — дурашливо ухмылялся Золотничок.

Все примолкли. Чернявый, сидя на земле, вытаскивал занозы из правой руки.

— Так вот, Пирр… — продолжал Тури, нарочно делая длинные паузы. — Так вот, Пирр в чаще леса, где росла густая и сочная трава, нашел источник… с горькой, как желчь, водой… Бабушка так ее и называла — желчная вода.

Мы все как оглашенные завопили:

— Желчная вода!

— Желчная

вода!

— Он хотел напоить ею коня, но конь заржал и выплюнул ее. А в том лесу свила себе гнездо синяя птица. А как раз перо синей птицы и надо было раздобыть и окунуть в воду, чтобы исцелить старого короля, владыку ста сказочных городов: Фтии, Аргоса и так далее, и так далее… Пирр выпустил стрелу из лука и ранил синюю птицу. Вырвал у нее перо и смочил его в воде источника. В этот самый миг подоспел старший брат. В сердце у него проснулся червь черной зависти, он, будто на радостях, обнял счастливого соперника. Обнял — да и заколол кинжалом. Упал на землю Пирр, и травы склонились над ним. А желчная вода все текла и текла…

— Что же, выходит, там все смертью кончается? — спросил мой брат.

Чернявый снова ехидно засмеялся, попытался издать неприличный звук, но вместо этого у него из горла вырвался протяжный, хватающий за сердце стон.

И снова, будто обезумев, он стал кувыркаться, прыгать с разгона, потом сбежал по тропке к воде, а над ним бешено кружилась саранча.

Мне не терпелось услышать, что было дальше, и потому я молчал, боясь рассердить рассказчика. Пузырь весь обратился в слух и словно сам выпил желчной воды. Только Золотничок отвлекся и следил за стаей саранчи.

— В лесу никто больше не бывал много-много лет, а тем временем старший брат стал королем. Но однажды в лес случайно забрел пастух — искать пропавшую овцу. Вдруг он споткнулся, упал в густую черную траву, и под ним что-то хрустнуло. Пригляделся пастух и увидел маленькую косточку.

— Это была кость убитого брата, — пояснил Чуридду.

— Чего лезешь? — оборвал его Агриппино. — Твоя, что ли, сказка?

— Весь день бродил пастух по лесу среди дубов и кленов, а на душе у него было грустно-грустно. Овцы шли впереди и тоже головы повесили. Взял пастух да и смастерил из косточки свистульку. Может, думает, хоть развеселюсь немного. Поднес он свистульку к губам, но из нее полились не звуки, а слова:

Пастух, не бойся тени, Страшнее речка Сени. Там синее перо я раздобыл, И старший брат за то меня убил.

Тури умолк. Почесал голову, взъерошив и без того лохматые вихры.

— Ну и что? — спросил Пузырь.

— Давайте-ка и мы споем, — предложил Тури. — Что было дальше — все знают. Старик король узнал от пастуха про подлый обман и сослал на остров Лемнос сына-убийцу. А теперь споем…

Пастух, не бойся тени…

Золотничок поднялся, вырвал кустик дикой лакрицы и стал сосать

корень.

— Знаете, какой сладкий?

Тури попытался снова затянуть песню:

Пастух, не бойся тени…

Вторя ему, жалобно замяукал Пузырь:

Страшнее речка Сени… Там синее перо я раздобыл… —

подхватил Чернявый, который все ходил перед нами ходуном — то на руках пройдется, то встанет на ноги, изготовясь к прыжку. Лицо его светилось, он с ухмылкой показывал нам язык и не знал, бедняга, что чумной, воняющий серой дьявол будоражит его в последний раз. Облако саранчи все еще вилось над ним, закрывая его от нас. А над хребтами Камути нависло настоящее облако, белое и дымное.

— Погода меняется, — заметил Агриппино. — Скоро зима, черт бы ее побрал!

Мы хором горланили песню пастуха.

Чернявый вдруг застыл, будто какой винтик в нем сломался. Пристально поглядел в одну точку, потом схватил камень и стал колотить им об землю.

— Эй, ты что там делаешь? — крикнул Туту. — Обожди меня, я с тобой. А то они мне все осточертели со своим пастушком и свистулькой.

Чернявый спокойно продолжал стучать камнем: бес, похоже, его покинул. Все вокруг было озарено странным сиянием, как будто солнце всходило прямо из речных вод.

— Ты новую игру придумал? — заинтересовался Золотничок.

Тури посмотрел на Чернявого, на маленькую лужайку и сказал мне:

— Пеппи, ты ничего не слышишь? — А потом закричал: — Стой, Чернявый, стой! Что это так звенит?

Нет, это был не колокол. Чернявый на миг обернулся к нам и вдруг исчез. Страшный взрыв звоном рассыпался по долине, и Чернявого поглотило пламя.

— Мамочки! — прошептал Пузырь.

Я зажмурился, в ушах стоял шум речного прибоя. Открыв глаза, я увидел, что друзья стоят над обрывом и глядят на реку, вдруг окрасившуюся в желтый цвет.

— Это бомба! — заикаясь пробормотал Тури.

— У-у-у! — выл Обжора.

Я пытался встать, но ноги не слушались. Эхо взрыва пронеслось по всем ущельям, будто кто-то затрубил в рог.

— Ой, Чернявый! — всхлипнул Чуридду.

Вся лужайка вздыбилась, и кусты по краям ее горели зловещим алым огнем.

— Ну что стали как истуканы, — надрывно крикнул Тури и бросился со всех ног к тропинке.

Я тоже побежал, хотя сил не было. Следом мчались мой брат, Обжора и Пузырь.

— Чернявый, эй, Чернявый! — звали они.

— Вот он! Быстро, к реке его! — приказал Тури. — Может, еще очнется.

— Ох, не могу, сердце разрывается! — причитал Чуридду.

Взрывная волна отбросила Чернявого далеко по склону; лицо у него было все обсыпано землей и превратилось в черную маску.

Последние языки пламени с шипеньем гасли в водах Фьюмекальдо. Мы — Тури, Кармело и я — осторожно, чтобы не причинить боль, обмыли Чернявому лицо.

— Слышите шепот? — спросил Чуридду. — Кто это?

— Он, — ответил Тури.