Каменное сердце
Шрифт:
— Не по обычаю это людскому, Урга! — гудел басом второй шаман. — Не так нам предками завещано жить. Муж к себе жену приводит. Его стадами, трудами, отвагою и юрта, и пища, и самое жена в дом его приходит. Не быть богам женским выше человеческих! Не володеть бабам добром мужним!
— Олежечка, как давно тебя не было… — Роксалана протянула к нему руки, провела пальцами по щекам, резко прижалась, положив голову ведуну на грудь. — Давай споем с тобой вместе? Ты же любишь петь. Давай попробуем: Москва-Москва… Слезам не верит… Кто захочет,
Спор шаманов утих. После недолгого молчания Урга спросила:
— Кто сие есть, пророчица?
— Это Олег, — нежно ответила Роксалана. — Он уже месяц таскает меня по свету от приключения к приключению, от колдуна к колдуну, от беды к беде, от пытки к пытке… Он половой шовинист и садист…
Девушка отступила, отдернула руки, попятилась еще дальше:
— Он убийца и злодей, люди! Он морил меня голодом, он бил меня и насиловал, он бросал меня в пропасть и стрелял из ружья. — Она закрыла лицо руками и сорвалась на визг: — Он хочет снова утащить меня с собой! Не хочу в пропасть! Не хочу собаками! Убейте его, убейте, убейте!
— Ты чего, Ро…
— Убейте! Скорее, скорее! Или он убьет всех, всех, всех! — Она кинулась бежать, упала возле дальнего костра и забилась в припадке среди закопченных камней.
— Ничего себе, козья рожа… — пробормотал вконец опешивший ведун и двинулся за спутницей.
— Стой, куда! — истерично завопила шаманка. — Держите его, он душегуб! Он враг богов и их гласа!
— Только без нервов! — развернувшись, вскинул перед собой руки Олег. — Девочка немножко не в себе. Мы разберемся сами.
— Джайло! Охрамир! — Шаманка затрясла посохом над головой. — Пророчица узнала его! Он враг ее! Он враг богов и нашего рода! Это Котхоз-Кутуй! Убейте его, убейте!
— Кто ты такой, проклятый кулой? — схватился за рукоять меча старейшина. — Ты так ни разу и не назвал своего имени! Ты скрываешь его.
Джайло-Манап осторожно подступал спереди. Справа, перехватив посох посередине, подкрадывался Охрамир, остальная толпа здешних батыров застыла слева. Сути происходящего они пока не понимали — прослушали, видать, пока бражку делили.
— А меня нельзя убивать, — передернул плечами Середин. — У меня на левой ноге охранная татуировка. Вот, смотрите…
Правую ногу он отставил назад, чуть сместил туда же вес тела, наклонился, ткнул пальцем себе в голень.
— Какая еще охра… — Джайло-Манап подступил, тоже наклонился… И тут же получил удар ногой в челюсть: размашистый и сильный. Старейшина не просто отлетел назад — его подбросило немного вверх, и он грохнулся на спину прямо перед Олегом.
— Я же предупреждал, — ведун вытянул у него из ножен меч, — на ноге у меня охранное заклятие.
Он покачал клинком, пытаясь смотреть сразу во все стороны. Но на площадке святилища никто не двигался, словно остолбенев от неожиданности. Легкими шагами Середин отступил к ближайшему костру, левой рукой ухватился за костяшку, правой одним быстрым вращательным движением отсек окорок от туши и тут же жадно вцепился в него зубами. Мясо было сочным и горячим, почти несоленым, но тем не менее — сказочно вкусным. Он откусил раз, другой, третий, когда вдруг от мужской толпы отделились несколько парней и с грозным воем кинулись в атаку.
Первый оказался совсем мальчишкой, щуплым и безусым. Правда, меч в его руках все равно был серьезным боевым оружием. Недоросль попытался уколоть его с разбега — Олег отвел клинок в сторону своим, резко ткнул костяшкой в лицо и тут же с размаху ударил сосунка ногой в пах. Откусив еще кусок, вскинул меч горизонтально вверх, одновременно делая шаг вправо вперед, отвел рубящий удар, что должен был располосовать голову, и тут же вытолкнул правую руку вперед — оголовьем рукояти в висок. Вполне взрослый мужик грохнулся поверх скрюченного мальчишки, а Середин отскочил назад. Еще секунда, и его сбил бы с ног похожий на разлапистый дуб могучий кочевник. Тот затормозил и, гукнув, взмахнул мечом над головой:
— Сейчас ты умрешь, жалкий червяк!
Олег не ответил: он торопливо прожевывал очередной кусок. Откинулся, пропуская над собой тяжело шелестящий клинок, отпрыгнул, уходя от нового удара, пригнулся, откусил еще мяса, резко вскинул оружие, парируя выпад, и крутанулся вдоль правой руки богатыря, приближаясь к нему. Окорок с размаху врезался в лицо кочевника, а ведун поднырнул вниз-влево, скользящим режущим ударом распарывая верзиле бедро. Кочевник, вскрикнув, упал на колено. Ведун отступил подальше от его меча, поднес окорок ко рту и… щелкнул в воздухе зубами: от сильного удара все мясо слетело с кости.
— Вот ведь невезуха… — Он отбросил кость, подошел к другой туше, отсек себе новый окорок, с удовольствием оторвал зубами огромный кусок, которого обычно хватило бы на полноценный ужин.
В святилище тем временем наступила пауза. Первая волна добровольцев корчилась на камнях, новая еще не успела собраться. Олег сумел довольно плотно набить животик, прежде чем услышал знакомый голос:
— Не мешайте! Я сам убью этого кулоя!
— Мигрень-Шагар? — улыбнулся бывшему тюремщику Середин. — Разве ты умеешь еще что-то, кроме как подносить рабам молоко и мыть им ноги?
— Подлая тварь! Жалкий вор!
Выдернув меч, охотник кинулся в атаку, пытаясь с ходу попасть клинком в основание шеи. Ведун перехватил его в перекрестье меча и изрядно погрызенного окорока, повернулся, пропуская мимо себя, и добавил хорошего пинка, направляя прямо в костер. Пламя встретило гостя взрывом искр, треском и шипением. Охотник с воем выскочил назад, зашипел от боли и злости:
— Ты умрешь, гнусный кулой. И сам же станешь молить о смерти!
— Пока мне больше нравится жизнь, — подмигнул ему Олег и откусил еще немного мясца. — Бросал бы ты пить, Мигрень-Шагар, а то ведь ноги совсем не держат. Глядишь, и станешь просто Шагаром, без мигрени.