Каменные сердца. Часть 1
Шрифт:
Я легко настигла конскую упряжку и вскарабкалась на козлы. Кое-кто из таборчан присоединился ко мне, переговариваясь на ходу, – Аксель сбавил скорость, не затормозив, однако, полностью.
Стоит заметить, караван никогда не передвигался быстро, исключая моменты опасности и спешки: техника и лошадиные подковы при езде «с ветерком» по пересеченной местности (это когда повсюду рытвины да сурочьи норы) изнашиваются в мгновение ока, а ремонтных мастерских в наши трудные времена раз, два и обчелся.
– В полях дым столбом, а Томми молчком. Че за фигня, поц? – отчитал меня цыганин. – Задрых опять?
Вообще-то Аксель способен выражаться нормальным человеческим языком, если захочет. Одна беда – такая охота возникает у цыгана редко. Слова выкатываются из его рта, точно маслом смазанные – легко и непринужденно, в темпе движения иглы швейной машинки, прилепляясь друг к другу в самых немыслимых положениях. Посему пришлось научиться понимать несомую Акселем околесицу. Впрочем, Срам и Борис заложили неплохой фундамент в данной области моего образования.
– Ну поучи еще меня! – я несильно тюкнула цыганина в плечо. – Прошвырнусь туда-сюда!
От нетерпения у меня даже ушки задрожали. Еще бы! Потряситесь с мое в тесной обзорной корзинке, и вам тоже непременно захочется размяться. А если откровенно, я просто любопытна. Очень.
Кстати, когда я говорю «утро», то подразумеваю время примерно около пяти-шести часов дня, а то и позже. Только конченый идиот рискнет выдвинуться в путь под палящим солнцем, запекающим человека, как картошку в углях, – до хрустящей черной корочки и раскаляющим автомобильные корпуса настолько, что хоть яишенку жарь. Поэтому матерые караванщики навроде нас начинают движение во второй половине дня, ближе к вечеру, и едут всю ночь до утра. Впереди обычно идет кто-то с жировым светильником, на машины и повозки тоже вешают фонари. Таким образом, самый жаркий период суток употребляется для сна.
– Том, ну че за твою мать. Горит и горит, не у тебя штанах – и ладно. Хошь заглянуть на огонек к тем, кто хатку запалил? – недовольно протараторил Аксель, а для подкрепления своего невысказанного, но очевидного решения звонко щелкнул кнутом поверх лошадиных спин.
Тройка побежала резвее, позади послышался рев набирающего скорость тягача, перекрывший прочие звуки. Судя по всему, Тиана не увидела дым пожара, иначе, к гадалке не ходи, поддержала бы меня. Тогда караван точно встал бы.
– Отвали, а! – я показала цыгану один из тех жестов, которые разъясняют, куда следует идти, и скатилась с козел.
Мой велосипед, мой персональный скакун, мой гребаный Дуцефал, висел на внешних крюках на правом борту трейлера. Вероятно, когда-нибудь я просвещу вас, откуда у Тома велик и чьим славным именем назван – если найдется минутка. Дождавшись у обочины автомобиля Кирны, я махнула ей рукой, та недовольно притормозила. Прежде чем она успела как-то прокомментировать мои действия, я уже сняла велик, взобралась на него и помчалась к ферме. Вслед доносились нечленораздельные ругательства Акселя.
Немного погодя со мной поравнялся Сагерт, бегущий ненапряжной трусцой. Его, к слову, укачивает в машинах, потому он обычно идет рядом с колонной, умудряясь не отставать, и чаще других исполняет роль «поводыря» ночами. Этот мужик вообще впечатляюще ловок и вынослив – я, например, так не смогла бы. Сильно запоздав, нас пытались догнать Захария и Владилен Михайлович. Птицын брел, тяжело опираясь на лыжную палку и периодически утираясь грязным клетчатым платком. Негритянка же бодро отмеряла шаги, сохраняя ровный темп и не сбивая дыхание. Мы вдвоем снизили скорость, чтобы явиться на пожарище вместе с ними.
Я оглянулась: Аксель продолжал движение, как и следовало ожидать. Ну и пусть его! В любом случае мы успеем улизнуть под защиту городских стен, до которых отсюда рукой подать. Вон повозка уже втягивается в ворота. Сейчас начнется та еще скучища: шмон, препирательства с местными властями из-за машиномест, из-за оружия, из-за мутантов, из-за хрен-знает-чего-еще. Снова Аксель примется заливаться соловьем по поводу нашей маленькой походной горелки – Тианиного огнеплюя. Эту мутотень я с превеликой радостью пропущу. То ли дело – свеженькое пепелище, где наверняка осталось, чем поживиться.
– Владилен Михайлович, вы опять за старое? – недовольно пробурчала Захария, наблюдая тощий зад гроссийского лесника, обращенный в небо.
Птицын беседовал с углями, припадая к ним ладонями, а порой и физиономией. Заки получила достаточно хорошее воспитание (интересно где?) и соглашалась уважать почтенный возраст, но эксцентричные выходки дряхлого оборванца ее раздражали. И не ее одну.
– Ладно тебе, зато после расскажет, что стряслось, – урезонил Сагерт негритянку.
– Ты ему веришь?
Ага, а это извечный вопрос, поднимаемый в таборе изо дня в день и столь же часто получавший ответ, но не надоедающий. Владилен угадывал не всегда, но чаще, чем можно предполагать. Хотя в данном случае и без общения с духами была ясна неприглядная картина разыгравшейся здесь драмы.
Пока остальные бессмысленно ворошили пепел, осматривали обгоревший скелет домика снаружи, я решительно шагнула внутрь. Фермерское семейство пренебрегло опасностью, не пожелав бросить имущество. Их не застали врасплох – судя по дыркам в стенах и гильзам на полу, завязалась ожесточенная перестрелка. Трупы, избавленные от излишков мясца, валялись рядом с оконцами.
Нападавшие вынесли все подчистую, точнее все, что нашли. Зуд в моих ладошках и кончиках ушей подтверждал: ворюги лоханулись, – а я привыкла доверять наитию. Уж если мне так приспичило обыскать руины, значит, тут непременно что-нибудь есть. Послышался протяжный стон – это возник и осел в дверях наш пожилой гроссиец. Он вновь окунулся в кошмары своих правдивых (я-то не сомневаюсь ни капли) видений, связанных с местной трагедией. Наверное, только молодость не дает мне прочувствовать ужас случившегося. Ох, как бы не пришлось выволакивать деда отсюда на себе.
Зашедший внутрь Сагерт предупредил меня о замеченной им дымке на горизонте. Похоже, проклятые каннибалы возвращались за добавкой.
– Да я уже… почти… вот оно! – я ухватилась пальцами за едва приподнятую половицу-лючок.
Рывок – мне в нос ударил влажный подвальный запах. Ай да я! В промасленной тряпке лежал заряженный обрез с двумя дополнительными патронами. Конечно, оружие было не очень ухоженным, но все-таки было оружием – добычей.
Я выскочила наружу. Пылевые столбы, переместившиеся с линии горизонта в непосредственную близость от фермы, прозрачно намекали – нужно убираться поскорее.