Каменный клинок
Шрифт:
— Ну, и что будем делать, Мишаня? — вздохнув, выдохнул Кириллов. — Возвращаться в большой бизнес? А зачем? Денег — навалом. Хватит жизней на пять, если не больше. Мутить что-то новое? Будет нужна команда. А ее… нет. Да и собирать неохота… Тогда чем жить? Семьей? Ее, считай, тоже нет… Друзей — кот наплакал, да и те — в основном бизнес-партнеры… И врагов, собственно, уже не осталось…
Ради чего жить, а? Ради себя? Как ты себе это представляешь? Пить? Гулять?
Играть? Да разве это — жизнь?
— А какая жизнь тебе нужна? — ехидно поинтересовался внутренний голос, и Кириллов вдруг понял, чего ему хочется на самом деле!
— Жизни,
Он и его команда — настоящие люди, и… с ними мне было бы интересно… Чем бы они не занимались…
— Ну, так кто тебе мешает быть с ними? — не унимался внутренний голос. — Позвони, и предложи помощь. Хоть в чем-нибудь… Думаю, они не откажутся…
— А вот возьму и позвоню! — с трудом сфокусировав взгляд на трубке, Кириллов потянулся к ней и вздрогнул: из телефона все еще раздавались вопли не на шутку разошедшейся супруги.
— Але, Лариса! Больше мне не звони. Ты меня достала! — поднеся мобильный к лицу, буркнул он, и, не дожидаясь ответа, сбросил звонок. Потом покопался в кармане, нащупал новую, еще ни разу не использованную сим-карту, и, трясущимися от волнения пальцами вставив ее в телефон, принялся набирать номер Коренева.
Голос, раздавшийся в трубке, был не Олеговский, но это Кириллова не смутило — таком состоянии, в каком он пребывал сейчас, ему был нужен собеседник, и, желательно, немедленно:
— Алле, будьте любезны Коренева к телефону! Это Миша Кириллов говорит…
— Здравствуйте, Михаил! Ольг… Олега сейчас рядом нет, но могу предложить поговорить с Семеном Ремезовым! Устроит?
— А… как нет? — состояние легкой эйфории, еще мгновение назад побуждавшее Кириллова жаждать этого разговора, вдруг куда-то исчезло, и ее место вдруг заняло жуткое по своей остроте чувство одиночества: — А… ну, ладно… Тогда я позвоню как-нибудь потом… Спасибо…
— Не кладите трубку! Секундочку! — голос в телефоне мгновенно изменился, а через пару секунд ему на смену раздался взволнованный вопль Семы:
— Вениаминыч! Привет! Что случилось, старик?
— Да вроде бы ничего… — потухшим голосом пробормотал Кириллов и попробовал было попрощаться, но не тут-то было: Ремезов, видимо, почувствовал, что его собеседник не в себе, и не дал прекратить разговор:
— Колись давай, чай, не девочка! А мы посмотрим, чем сможем помочь! Говорить можешь? …Удивительно, но факт: ни разу в жизни не открывавший своей души кому бы то ни было, Михаил Вениаминович вдруг взял, да и вывалил на Сему все, что его беспокоило. От празднования дня рождения на пару с бутылкой коньяка и до желания с горя заиметь хотя бы какого-нибудь завалящего врага…
— Ты понимаешь, тот же Кормухин, хоть и скотина, но давал ощущение Жизни! — продолжая уговаривать бутылку коньяка, бормотал Кириллов. — Когда есть такой враг — каждый день насыщен какими-то событиями, движениями, и ты чувствуешь, что кому-то по-настоящему нужен! А вот сейчас я дома один! Ну, если не считать охраны и помощника… Но, положа руку на сердце, мне не нужны ни те, ни другие.
И даже дом такой здоровенный — тоже не нужен! Я тут пытался понять, в какое количество комнат реально заглядываю в течение дня, и оказалось, что всего в шесть. Включая ванную. То есть остальные двадцать с лишним — понты…
— Слушай, а что тебя там держит? — дослушав его рассуждения о врагах и друзьях, а потом и рассказ о будущем разводе с давно не любимой супругой, внезапно спросил Сема. — «Там» — это где? — не врубился в вопрос Кириллов.
— На Земле. Во Франции, в России, на Земле, как на планете! Что тебя там держит?
Друзья? Родственники? Долги? Моральные там, или какие еще…
— Да… ничего… — вздохнув, ответил Кириллов. — И это самое страшное! Я живу в полной пустоте! И ради чего — не понимаю…
— Так это же здорово! — непонятно чему обрадовался Ремезов. — Значит, мы тебя заберем!
— Куда?
— К себе… Ладно, сам увидишь… Правда, у нас пока есть небольшая проблемка, которую надо решить, но когда мы ее уконтропупим — сразу заявимся в гости. Тем более, что у нас там есть небольшой должок!
— Что за должок? — вырвалось у Кириллова.
— Да Олежка обещал завалить ту тварь, которая убила Соловья. Установочные данные на всех GIGN-вцев, участвовавших в налете на яхту, у нас есть, а вот на их командира нету нихрена. В общем, надо будет его найти и навестить. Только вот когда все это будет — пока непонятно…
— Может, я пока попробую нарыть что-нибудь по своим каналам?
— Миша! Это не в песочнице играть — он, как-никак, спец, и ты можешь не успеть даже квакнуть…
— А мне плевать… Зато хоть дело какое-то будет… А то сижу, как сыч, и… — Кириллов посмотрел на опустевшую бутылку, прислушался к своему состоянию, и понял, что уговорил ее один! — И пью…
— Ладно, не маленький… — усмехнулся Ремезов. — Что я тебя предупреждаю? А вот с пьянством завязывай — ни к чему хорошему это не приведет!
— Знаю… — понурился Кириллов. — Завяжу… Да, кстати, что-то мы разболтались…
Симка, вроде, новая, но чем черт не шутит? Не хотелось бы, чтобы вас засекли…
— Насчет этого можешь не задуряться — как в том анекдоте, у нас гарантия девять месяцев… Если кого и найдут — то только тебя…
— Тогда нормально… Выкладывай, кого надо найти… А я напрягу своих людей… И… большое тебе спасибо…
Глава 53. Беата
Мелкий, суетливый до безобразия, но отчего-то здорово уверенный в себе заморыш, нарисовавшись рядом с моим Вовкой, сразу начал качать права. Точного смысла сказанных им фраз я не понимала, но суть улавливала: по его мнению, играть в его (или контролируемом им) заведении на деньги можно было только с его личного разрешения. На что получил вполне логичный ответ, в котором в тех же выражениях, сопровождаемых красочными описаниями разного рода сексуальных извращений с непременным участием задохлика, описывалось место, куда должна была отправляться личность, пытающаяся запретить такому выдающемуся игроку, как Вовка, делать все, что захотела его левая нога. То, с какой легкостью мой супруг набирался местных аналогов отглагольных прилагательных сексуального характера, меня восхитило: лично я бы так не смогла. Не хватило бы мозгов. А Щепкин, заливаясь соловьем, продолжал крутить свои крышечки, «обувая очередного лошару»!