Каменный Кулак и мешок смерти
Шрифт:
В эти мгновения Волкан был очень доволен тем, что волею Макоши [111] он мог теперь сидеть на гребцовском сундуке только по собственной прихоти. Он во все глаза смотрел на открывающееся перед ним городище. Точно такой же восторг вперемешку с оторопью он испытал на Ильмене накануне Масленой недели, стоя на гульбище [112] гостиного двора.
«Зев закрой, а не то крятун [113] залетит», – сказал ему тогда Година. За время, что прошло с того достопамятного утра, Волкан переменился. Рта от удивления он больше не открывал. Но до сих пор нет-нет да и ощущал тоску по дому,
111
Макошь (Мокошь Матерь Сыра Земля) – у древних славян богиня земли и плодородия, а также богиня судьбы, прядущая нить человеческой жизни.
112
Гульбище – крытая терраса или галерея, окружающая здание обычно на уровне перекрытий.
113
Крятун – ворон.
Дивясь на чудеса, выставленные в лавках даннского торжища, Волькша то и дело думал о том, ведал ли его отец, славный на всю Гардарику толмач, что те спесивые и заносчивые гости, кои добирались до их медвежьего угла, были, может, и самыми смелыми, но не самыми богатыми. Да и диковины, коими гости Ильменьского торжища кичились, выходили на поверку товаром не первого разбора, так, завалящий скарб на полках купцов Хедебю.
Больше всего венеда поразили слюдяные кувшины да чаши [114] и крытые тонкой узорчатой сканью [115] бронзовые, серебряные и золотые уборы. Ничего подобного он прежде не видывал. Никогда еще у Волькши так не чесались руки непременно купить возлюбленной Эрне диковинный подарочек.
114
Слюдяные кувшины да чаши — имеется в виду стеклянная посуда, которую изготавливали ремесленники Хедебю.
115
Скань – славянское название филиграни, накладного узора из переплетенных тонких проволочек соответствующего металла.
– Сколько стоит это запястье? [116] – как можно четче произнося свейские слова, спросил он у хозяина лавки.
– А тебе зачем знать? – довольно грубо ответил кособокий данн с черными от постоянной возни с серебром руками.
– Купить хочу, – простодушно ответил венед.
– С каких это пор у корабельных гребцов столько серебра завелось? – сквозь зубы процедил торговец.
– А почему нет? – начал закипать Варглоб. Одет венед был, конечно, неказисто. Сколько ни уговаривала его Эрна, он ни в какую не позволил ей ушить богатые одежды хохендорфских старшин. Мало того, Годинович повелел жене распороть их и скроить себе из них нарядное платье. Для этих-то жениных обнов и задумал он купить восхитительное запястье. В таком убранстве можно было бы без стыда предстать и на двор конунга.
116
Запястье – славянское название браслета.
– Ты говори – сколько? – настаивал венед.
– Проваливай! – без всяких объяснений потребовал данн.
– Что-о-о? – взвился Волкан. Малый кошель Родной Земли был предусмотрительно приторочен к его поясу. Чужие земли – чужие нравы. Это на Бирке его узнавали в лицо. Слух о Каменном Кулаке обежал уже все берега обширного Мэларена. Даже эстинский златокузнец, который делал янтарный гребень для Эрны, и тот спросил Волькшу, не
Впрочем, этого даннского зазнайку он собирался поставить на место без рукоприкладства. Недаром же он был сыном Годины, которого вся округа назвала Родомысличем. [117] Отходить супостата метким словом иногда почетнее, чем дубьем или железом.
Но пустить в ход красноречие Волькше не удалось. Дверь лавки отворилась, и туда вошли трое ратарей. Судя по всему, это были урядники Кнуба. Толстые золотые цепи украшали их короткие мясистые шеи, на поясах висели длинные мечи в костяных ножнах, а также по паре опоясных ножей. Вид у них был самый что ни на есть кровожадный.
117
Родомысл – у славян бог красноречия и решения споров.
– О, господа хольды! – приветствовал их появление торговец. – Живите сто лет, благородные воины благородного ярла!
Благородные господа приосанились и насупили брови.
– Смилуйтесь, доблестные ратари, – продолжал владелец лавки, – окажите помощь скромному умельцу, выставьте из моей лавки этого побирушку.
– Я не побирушка! – возмутился Варглоб. – Я хотел купить у него браслет для своей жены.
– Ты свей? – спросили у него урядники.
– Я – венед, – ответил Волькша.
– Венед, говоришь, – осклабились данны. – Беглый фольк. Вор, стало быть.
– Я не вор и не фольк! – закричал Варглоб.
– Тогда откуда же ты так хорошо знаешь наречие викингов?
– Я… – замялся Волькша.
– Да что с ним говорить! – рявкнул самый молодой из урядников. – Хватай его!
Только тут Волкан понял, что подпустил даннов слишком близко. Не успел он вскинуть руки, как два дюжих молодца уже скрутили его в бараний рог, а третий со всей удали ударил в живот. Лавка задрожала и поплыла перед глазами Годиновича. От второго удара вся вольшина требуха превратилась в раскаленные камни, обжигающие живот изнутри. После третьего Явь начала расползаться по швам, но не настолько сильно, как рассчитывал убивец.
– Хватит с него, – раздался из-за полога кровавого тумана голос купца. Тот больше не лебезил перед «благородными господами», а прямо-таки повелевал: – Быстро посмотрите, что у него в кошельке. А ты, дубина, встань у двери, чтобы никто не вошел.
Сразу четыре руки обыскали Волькшу с ног до головы.
– Ого! – обрадовались урядники, обнаружив увесистый кошель серебра. – Похоже, этот сын коровы и бревна и правда собирался у тебя что-то купить.
– Плевать, – отмахнулся торговец. – Сейчас тащите его ко двору Кнуба, да не забудьте по дороге дать ему сбежать. Вечером приходите ко мне. Поделим добычу. Вняли?
– Не впервой, – обиделись даннские воины и подняли Волькшу с пола лавки.
– Вставай, фольк, – рычали они на него. – Или твой хозяин не бил тебя прежде? Экий ты мягкотелый. Давай, давай! Шевели ногами!
Варглоб уже давно пришел в себя после побоев. Он слышал все, о чем говорилось в лавке. Знал ли ярл Хедебю о том, чем занимаются его дружиннички? Впрочем, сейчас Годинович думал только об одном: как бы дотянуться до кошеля с Родной Землей и, наконец, показать этим даннам, кто здесь вор и сын бревна и коровы.
Вначале урядники шли бодро, немолчно повторяя свои угрозы и оскорбления. С их слов выходило, что на дворе Кнуба венеда бросят в яму для беглых фольков, где он будет сидеть полгода и дожидаться, пока хозяин, от которого он сбежал, не приедет за ним. А ежели тот поленится – кому нужен тупой, худосочный венед, – то благородный ярл Хедебю с чистой совестью продаст его другому хозяину. Всякий простофиля, попав в такой передел, думал бы только о том, как сбежать и больше не совать нос в Хедебю. Именно этого и добивались даннские разбойники. Вскоре они начали делать вид, что отвлекаются на другие дела. У какого-то большого дома, над входом в который висела доска с рисунком свиньи на вертеле, они остановились.