Каменный Пояс, 1980
Шрифт:
Вспомнилось, как трогательно и драматично рассказал о своей встрече с этим мальчишкой на Алом поле очеркист Александр Мурзин в книжке «В чьи паруса ветер». Он впервые увидел его ранним утром, когда, возможно, от ночной росы или дождя лицо парнишки было мокрым, в глазах, вот-вот готовые сорваться, дрожали крупные капли.
«Мне стало вдруг на минуту по-настоящему тревожно от какого-то ожидания. Хотелось почему-то крикнуть, кого-то остановить. Почудилось: сейчас, прямо среди большого города, сухо треснет залп — и мальчонка с мокрым лицом упадет с каменистой скалы-пьедестала в мокрую траву. Ведь расстрелы всегда гремят на рассвете.
Но взошло солнце и согнало с памятника ночную сырость… Люди
«Лети на станицу, родимой расскажешь, как сына вели на расстрел…» Сколько раз слышано, а видишь впервые. Редкий случай ошеломляющей достоверности, слитности скульптурного образа с песней, близкой каждому с детства! Обо всем этом ведем диалог с заслуженным художником РСФСР Л. Н. Головницким.
— Лев Николаевич, ваш «Орленок» стал символическим образом молодого поколения бойцов революции. Не случайно эта работа удостоена премии Ленинского комсомола. Тема комсомольского подвига, отважной юности в вашем творчестве, думается, не случайна? Вспомним хотя бы скульптурный портрет «Павка Корчагин», монумент «Первая палатка» — памятник-ансамбль первостроителям Магнитогорска, в какой-то мере, по-моему, и скульптурная композиция «Межи перепаханы…».
— Если говорить о «Павке Корчагине», эта работа была продолжением самых ранних творческих увлечений. Еще при окончании художественного училища темой своей дипломной работы я избрал образ Николая Островского. Потом появился новый вариант скульптуры, который демонстрировался на республиканской художественной выставке в Москве…
— А «Павку Корчагина» жена писателя Раиса Порфирьевна Островская назвала одной из лучших работ, посвященных автору «Как закалялась сталь». Кажется, так?
— Да, по ее просьбе скульптурный портрет выставлен в музее-квартире Островского в Москве.
— Причем «достоверность» того же «Орленка» художественному образу, созданному песней, характерна и для «Павки Корчагина». Он у вас именно таков, каким вошел в наше воображение из щи поры, когда юным конармейцем, в буденовке, размахивая шашкой, мчался на врага, самозабвенно сливая свое упоение атакой с единым порывом неудержимой лавины: «Дае-е-ешь!…» Скажите, откуда приходит к художнику такая, если можно сказать, «биографичность» образа, соответствие его тем или иным литературно-историческим персонажам? Существуют ли какие-то непосредственные поводы, дающие толчок творческому замыслу?
— Непосредственный повод — это, наверное, вся предшествующая жизнь, осмысление увиденного и познанного. Без этого неоткуда «получиться» художнику. Глубоко, например, убежден, что весь смысл дальнейшей жизни и творческой деятельности человека определяет его детство. Оно — как аккумулятор, в нем важна сила заряда.
Я родился и вырос в рабочей семье, отец был машинистом паровоза. На всю жизнь запомнил то утро, когда, вернувшись из поездки, он вынул из железного чемоданчика и положил на стол бережно завернутую книгу. Это была «Как закалялась сталь». Подумалось, что она из технических. В то утро отец не лег спать, сел читать. Вечером книгу взяла мать, утром — старший брат. Потом она пошла по рукам рабочих: приносили, снова брали. Я рассматривал портрет автора. Худое, мужественное лицо, необычные глаза, которые, казалось, больше слышат, чем видят. Орден Ленина у сердца на гимнастерке.
Николай Островский — первый писатель моего детства, прочитанный еще по слогам. Символический смысл названия книги со временем стал понятен и дорог на всю жизнь. Во дворе мы играли в Павку Корчагина, оседлав пахучие тополиные побеги, носились тучей, летели белые одуванчики под нашими «клинками». Деревянные головки лошадей для ребячьей красной конницы — первая моя художественная резьба.
В моем творческом становлении
Тяжело переживал я смерть любимого брата. Но война вошла трауром не только в нашу семью. Сиротея, теряя братьев и отцов, мы, мальчишки военных лет, взрослели быстро. Помогали взрослым, чем могли. Выстаивали долгие очереди в продовольственных магазинах, чтобы «отоварить» карточки, почтительно пропускали вперед инвалидов войны. Редко видели матерей, вставших к станкам. А в тревожной тишине, при свете керосиновой лампы рисовали. И не было пощады врагу под огрызками наших карандашей…
Так что многие мои работы — еще и дань памяти брату, его друзьям, миллионам советских солдат, оплативших кровью и самой жизнью мое право на сегодняшнее творчество.
— Памятник добровольцам-танкистам у Челябинского почтамта тоже навеян раздумьями о героической гибели брата, его сверстников?
— В какой-то мере, конечно. Но в этом монументе мне хотелось воплотить обобщенный образ добровольца Великой Отечественной войны. Отсюда, от почтамта, как известно, 9 мая 1943 года трудящиеся города провожали на фронт гвардейскую Челябинскую добровольческую танковую бригаду… У открытого люка высится фигура рабочего, на голове которого уже надет танкошлем, с пояса спадает развязанный фартук. Вскочив на башню созданной им боевой машины, порывисто поднял мускулистую руку, обращаясь к землякам: «Айда, ребята, громить фашистов!».. Таким мне представлялся он, рабочий Танкограда…
— Таким запомнился он и челябинцам. Говорят, некоторые признают в нем сына, погибшего на Курской дуге, другие находят черты отца, о котором последнюю весточку принесла в сорок пятом похоронка из Праги… Ну, хорошо. «Павка Корчагин» — это закладывалось с детства; замысел памятника добровольцам-танкистам во многом навеян личными переживаниями. Но вот скульптурная композиция «Межи перепаханы» отразила одну из драматических страниц в истории страны — эпоху коллективизации, борьбы с кулачеством. Мускулистый, без рубашки, — видать, только прибежал с другого конца вагона, — тракторист, а возможно, председатель из двадцатипятитысячников, — с отраженными на лице отчаянием и гневом держит на руках бездыханное тело парня. Перед ним — оседающая фигура матери, ее рука в крупных прожилках безжизненно лежит на коленях сына; убитый горем старик с трудом удерживает жену с упавшей на его грудь головой… Как, где удалось «подсмотреть» вам такой жизненный сюжет!.. Словом, ваше творческое кредо — отражение переломных, а значит, во многом драматических событий в истории нашей Родины. Верно?
— Понимаю ваши настойчивые вопросы, и начну ответ с недавнего впечатления. Когда я смотрел двадцатисерийный фильм «Великая Отечественная», знаете, что больше всего потрясло меня? То, что в Америке фильм вышел под названием «Неизвестная война»… Это война-то, в которой наш народ потерял двадцать миллионов жизней! Счастье Америки, что на ее города не упала ни одна фашистская бомба. Но ведь на полях сражений оставлено немало могил и американских солдат. И как можно позволить в течение всего лишь тридцати с небольшим лет вытравить из памяти почти целого народа самую гигантскую и кровавую битву за спасение человечества от фашистского порабощения, от истребления!.. Опасное явление: народ, лишенный исторической памяти, — слепой народ, игрушка в руках политических шарлатанов.