Каменный Пояс, 1982
Шрифт:
— Ладно, — сдался Степан, — деньги отдам к концу года.
— Голубчик, обрадовал ты меня. Эта штучка хорошо пойдет к бордо…
На другой день дежурная сестра сообщила Степану, что у Инки родилась дочь. Набив саквояж всякой едой, он поспешил к роддому. Там передачу не приняли, объяснив, что Инка еще очень слаба. Степан все-таки ввернул пакеты и, очень довольный, вышел. Под окно палаты, где, по его мнению, должна была лежать Инка, натаскал кирпичей, попробовал взобраться — впустую. Не зная, как скоротать время, отправился к Роману. Выпили с ним на радостях и прошлись по селу, дразня собак.
— Эх, Степа, какую подпорку ты подставил под мою старость! —
Придя домой, осоловело улыбаясь, Степан тяжело опустился на стул, прежде сгрудив с него пачку газет, накопившихся за несколько дней. Из пачки вылетел конверт с разновеликими буковками на лицевой стороне.
Он поднял его, извлек листок, исписанный точно такими же каракулями: «Папка, я жду, жду, а ты все не едешь и не едешь. Таньку я поколотил, чтобы верила. А ежик Саня, который в садике, жив и здоров. Я не люблю спать и смотрю в окно: вдруг ты приехал и идешь по дороге. А мамка говорит: «Спи». А я говорю: «Нормальный ход…»
ОДНА СУДЬБА
ОРЕНБУРГ: ИМЕНИ МУСЫ ДЖАЛИЛЯ
Те, кому посчастливилось пройти хорошую школу, пусть даже небольшую, начальную, никогда не забудут тот первоначальный толчок, давший движение и смысл многому, иногда всему.
Как раз такой школой для многих моих товарищей, для меня тоже стало литобъединение имени Мусы Джалиля при оренбургской газете «Комсомольское племя». Этому коллективному нашему учителю исполнилось двадцать пять лет. Взросление идет быстро, в литобъединении успело смениться уже несколько поколений. Одни из джалильцев стали профессиональными писателями, другие — работниками издательств и редакций журналов, газетчиками, третьи продолжают работать на своем прежнем месте, учиться. Более десятка наших «выпускников» закончили Литературный институт имени Горького.
У джалильцев есть свой основной, давний принцип в воспитании у начинающих художественного вкуса — опора на классику.
Двести раз выходила двухполосная литературная страница «Степные родники» в областной комсомольской газете. Сколько же добрых поэтических слов было сказано в честь родного Оренбуржья!
Двадцать пять лет бьет один из многих малых родников, питающих нашу нынешнюю и будущую тоже литературу, — неприметный степной родничок.
ВАЛЕРИИ КУЗНЕЦОВ
Ветром повеяло с поля —
Как посвежело в окне!
Все и событье,
не боле,
Что же так радостно мне?
Это с уральских откосов —
Светлых заимок души —
Снова пора сенокоса
Вторглась во все этажи!
Пыл чабрецовой прохлады
К ночи сильней и пьяней…
Много ли памяти надо,
Если далекое с ней!
Если негаданной ночью
Ожило все, что люблю, —
Родины запах молочный,
Все исцеляющий
пью.
ЦЕНА ХЛЕБУ
От века — крепость и оплот,
Надежда в прошлом и грядущем —
О чем раденья каждый год?
О хлебе,
все о нем, насущном…
Ты помнишь,
как он волновал
В очередях послевоенных,
Тот хлебный дух на весь квартал
С утра
у магазинов хлебных!
Как ты буханку прижимал
К груди —
был ветер детства резок —
И, как всегда, казался мал
И сладок
теплый тот довесок!..
Все, все осталось вдалеке
Уральского степного тыла, —
Горбушка в худенькой руке
Тепло навечно сохранила.
Пусть нашим детям не понять
Дней,
штемпелеванных войною,
Но цену хлебу
им узнать
Не доведись такой ценою.
АЛЕКСАНДР БУРЦЕВ
Пришел с войны,
Не лег — упал,
Не гордый — виноватый.
Он этот огород копал,
Он строил эту хату,
Он заломал тебя,
Война,
Он — руки золотые…
И смотрит с ужасом
Жена
На рукава пустые.
РОДНОМУ ГОРОДУ
И облака над городом моим,
И в нем живущий добрый мой приятель —
Отечества благословенный дым,
Который нам и сладок и приятен.
Я уезжал и возвращался вновь,
И возвращенья были как рожденья.
Мой город — моя первая любовь,
Волнующее душу притяженье.
Все лучшее я городу отдам,
Страницы жизни зря не пролистаю.
Ведь, прирастая сердцем к городам
Любимым, мы к Отчизне прирастаем.
ШИНЕЛЬ
Пропахла не гарью, а пылью
Нелегких, но мирных дорог,
И полы ее, словно крылья,
Парят у шагающих ног.
Я в этой шинели крылатой
Идти на край света готов,
Покроя — «а ля сорок пятый»,
Фасона — победных годов.
Шинель, словно мать и подруга,
И мертвых в бессмертье вела,
Была нам когда-то кольчугой,
Постелью предсмертной была.
Дороги, леса, перевалы,
Холодные песни ветров,
Шинель нам сердца согревала
У дымных привальных костров.
Дороже парадных мундиров,
Шинель моя в серой пыли,
Мы в этой шинели до мира
Полмира когда-то прошли.
ГЕННАДИИ ХОМУТОВ
ОЖИДАНИЕ СЕСТРЫ
Уже стемнело, не метет
Поземка, не дымится.
Сейчас сестра моя придет,
С работы возвратится.
Сестра в избе огонь зажжет,