Каменный пояс, 1983
Шрифт:
— Лопату и ножовку, пилу такую, донесешь? — опросил он сынишку.
— Донесешь! — Витька с готовностью кивнул и тут же полетел во двор.
«Помощник», — подумал Николай. На переводины он смотрел с сомнением: осилит ли?
Взяв с полка старую мочалку, окунул ее в котел и, чуть отжав, протер окно, серое от пыли и копоти.
Бренча лопатой, которую тащил за черенок, вернулся Витька.
— Вот!
— Ну, молодец! — улыбнулся Николай. — Так мы с тобой за лето и дом перестроим! Выйди теперь, я копать буду.
Земля в яме под полом была мягкая, пахла
— Пойдем новые выпиливать, — сказал Николай сынишке.
— Палочки?
— Бревнышки, — усмехнулся Николай.
Дрова и старый строевой лес у них лежали штабелем вдоль сада Тимки Урюпина. Николай походил около, высматривая бруски, потом заглянул с торца и нашел что-то чуть ли ни в самой середке.
— Ну что, будем раскатывать, — сказал вслух. — Отойди-ка, Витек, в сторонку…
Он неловко взобрался на штабель и выпрямился, уперев руки в бока. Сверху стал виден Тимкин запущенный сад, пыльные яблони и перепутанные кусты крыжовника, заглушенные лебедой и крапивой. Николай посмотрел на другую сторону и ясно увидел место для своего сада. Надо только забор поставить от сарая, мимо уборной, к бане и от бани на угол Тимкиного сада. Это место сейчас было занято пятками кизяка, потому что навоз каждый год сваливали и вершили в круг как раз посередине намеченного участка. Но ведь круг не проблема, можно его вынести к тетке Оничке на зады, она против не будет. Зато — сад! Баню смородиной обсадить, стволов шесть яблони…
— А, Витек? — весело спросил Николай, победно глядя сверху на сынишку.
— Че, пап?
— Да ничего! Па-ста-ра-нись!
— Катать?
— Сейчас покатим.
«Сад — это хорошо», — думал Николай, сбрасывая сверху жердины и горбылины. У Тимки не хватило терпения отцово дело продолжить, поддержать, от ульев в саду только столбики-ножки, наверное, и можно отыскать в лебеде, а он нашел бы время. И как хорошо — среди зелени… Из бани без штанов можно ходить!
Наклоняясь за палками, Николай опирался одной рукой, отставлял ногу и за пять минут устал как за час. Пробил пот. Но до нужных брусков он добрался и с облегчением сбросил их на землю.
— Пап, ты уморился? — спросил Витька.
— Да, Витек, — вздохнул Николай, осторожно спускаясь со штабеля. — Похоже, рановато мы с тобой за дела взялись.
— А-а, — протянул Витька.
— Но уж раз взялся за гуж, не говори, что каши мало ел! — улыбнулся Николай. — Сейчас перекурим и будем пилить.
— Кого перекурим?
— Да это дело!
— А-а…
Николай присел на бревно, и Витька примостился рядом.
Новые переводины выпиливали долго. Сынишка сидел на отмеренном конце бруса, а Николай, отирая пот с лица рукавом, шоркал ножовкой.
«Никакого развода», — определил он, вытащив ножовку из пропила и глянув вдоль зубьев. — И всегда такая была, как только терпения хватало…»
Взглянув на сынишку, он заметил, что тому уже надоело сидеть на одном месте.
— Вот, Витек, запоминай, — сказал громко, — инструмент любит ласку, уход да смазку!
До возвращения жены Николай заложил дрова в каменку, поделал еще кое-какие мелочи.
— Давай-ка, Витек, инструмент к порядку приводить, — сказал он. — Все у нас тут валяется как попало, а мы с тобой теперь мастера. Да, что ли?
— Да-а…
Был вечер. Баня протопилась и была готова. Первым, как всегда, выкупали Витьку, и теперь он, переодетый в чистое, из бани убежал своим ходом. Николай проводил его, взял приготовленное белье и вернулся.
— Ну давай больницу смывать, — сказал Катерине, достирывающей в предбаннике Витькино бельишко.
— Сейчас, веник там распаривается…
Николай разделся в бане, вытащил из тазика веник, встряхнул его и положил на полок, позеленевшую воду выплеснул на пол. И веник, и полы пахли лесом, древесиной — свежо и бодро. Николай слышал, как выплеснула воду Катерина, как подпирала дверь предбанника кочережкой, а потом разделась и в баню вошла уже голой. Теперь она не показалась Николаю равнодушной.
— Ты где будешь? — спросила. — На полке, наверное, удобнее?
— Угу, — отозвался Николай и провел ладонью по вспотевшему лицу.
— Рубец хоть глянуть, — попросила Катерина, и он послушно повернулся к окну. — Ой, как! А я, Коль, думала, где-нибудь сбоку хоть… Больно?
— Да так…
Николай коснулся жены и, ощутив прохладу полного белого тела, потянулся к ней, прильнул, обхватив руками за плечи.
— Коль, может… Давай лучше мыться.
— Погоди… Ты боялась?
— Ага… а ты живой… Ну ты что? Ну Коль…
— Соскучился. А ты?
Ему расхотелось мыться, париться, но Катерина освободилась от его рук, окатила грудь и живот горячей водой.
— Да отвернись хоть, — сказала с укоризной. — Мойся, а то не выпаришься.
Николай вышел в предбанник, постоял под широкой трубой, глубоко вдыхая казавшийся прохладным воздух. «Все хорошо», — сказал он себе, а потом и помылся и, проводив Катерину, маленько попарился. Словно во сне добрел до дома, сбросил на кухне пиджачок и повалился на стоящую там, застеленную старым одеялом койку.
— Вот это да! — выдохнул.
Вот теперь он чувствовал себя дома, в покое и полной безопасности. Витька сидел у окна, играясь чем-то, а от двора слышался голос Катерины, зазывавшей корову из проходившего по улице стада.
«Боялась, — думал Николай бессвязно. — Все хорошо…»
Потом они вместе поужинали, Катерина пропустила через сепаратор молоко, и, растворив окна, они легли спать.
— Ты прохладная, — прошептал Николай, снова дотрагиваясь до жены.
— А ты, Коль, чего-то горячий.