Как только кончилась война, Иван взялся рубить свой дом — большой, светлый, просторный. Вместе вырастили сад. Вот уже который год в солнечную майскую пору он буквально кипит от буйного розового цвета, а осенью щедро источает душистый аромат золотистых яблок и груш, радуя подрастающих внучат.
В шкафу в заветном узелочке бережно хранятся правительственные награды Сергеевых. Тут медали «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», «За трудовое отличие» Ивана Андреевича. Тут и за доблестный труд в Великой Отечественной войне, «За трудовое отличие», «За трудовую доблесть» Людмилы Константиновны. Нет, не уступила она своему мужу. Иван Андреевич в душе рад, конечно, но внешне, человек сдержанный на эмоции, ничем это не выдает.
Выросли их дети — две дочери и два сына. И все сейчас на комбинате. Старший сын Сергей работает в заводском автохозяйстве — с малых лет манили его машины, а младший — Григорий — и обе дочери — Валентина и Наталья — трудятся в цехах. Наталья — прессовщица в цехе шамотных изделий, а Григорий и Валентина — помощники машиниста тепловоза, пошли по стопам матери.
— Почему мы тоже заводские железнодорожники? — переспросила полная жизнелюбия и обаяния Валентина. — Видно, это у нас уже в крови — стараться
хоть чем-то быть похожими на маму. Ведь она у нас такая хорошая!
Наверное, выше награды для матери и не надо.
Встречая нынешний Новый год, Сергеевы опять собрались все вместе. Во время праздничного застолья Григорий, подойдя к матери и нежно обняв ее за плечо, неожиданно сообщил:
— Мам! Весной я иду в отпуск, так вот решил съездить в Магнитогорск. Хочу посмотреть город, о котором ты столько рассказывала!
Глаза Людмилы Константиновны блеснули счастливо:
— Когда соберешься, сынок, возьми и меня. Ведь после войны мне так и не довелось побывать там. А так хочется еще раз взглянуть на свою Магнитку!
ПОЭЗИЯ
К 40-летию Победы
Василий Оглоблин
СТИХИ
УМАНЬ
Люблю я Умань.Где-то в глубинеЛюбовь живет раздвоенно и странно:То песнею она звенит во мне,То ноет, как открывшаяся рана.Один цветущей Уманью иду.Стекает с листьев лунная пороша,Катальпы вислоухие в саду,Бульвар любви,Карьер.И весь я в прошлом.Вот это место.Сорок первый год,Такая сердце сковывала стужа.А лавы кровью выкормленных ордПолзли, Россию траками утюжа.Вот эта круча.Горько уронилЯ голову уже полуседую.Как много, много здесь я схоронил,Какую злую выдюжил беду я.Цветет сирень, роняя в тишинуНе лепестки, а слезы.Под гороюБыл страшный лагерь в прошлую войну.Погибли в яме тысячи героев.Мне в память больно врезался один,Желтоволосый, с шеей тонкой-тонкой,Среди морщин и старческих сединКазался он еще совсем ребенком.Как надо стянут в талии ремнем,Горят эмалью кубики в петлицах.Лежит, молчит.Остаток жизни в нем,Казалось мне, вот-вот запепелится.Спрошу:— Ну как?Ответит:— Ничего,Знай, ремешок затягивай потуже…Опять молчит.Фамилия егоБыла большая, громкая — Кутузов.А дни текли, как в рваное рядно,А небо ткало серую тканину.В неделю раз швыряли к нам, на дно,Под гулкий хохот,Дохлую конину.Кто мог — тот полз.И рвал,По-волчьи ел…Крошился снег медлительный из тучи.Кутузов встал.Несчастных оглядел.И вдруг, шатаясь, пошагал на кручу.И, встав над черной ямой, на краю,Он захрипел:— Эй, там, на вышках, гады,Запомните фамилию мою:Ку-ту-зов —Из двенадцатой бригады.Стреляйте, псы!Вот грудь вам!Не-на-ви-жу!Вам не убить народа моего!..Гляжу на небо Умани, а вижуОдни глаза бесстрашные его.И голос слышу:«Ладно, ничего,Еще луна пока на небе светит,Не будет нас, не будет и его,Того, на вышке.Но они ответятЗа все, за все…»Ударил автомат.И он упал, спокойный и упрямый.И под соленый, крепкий русский матС высокой кручи покатился в яму.Вот так всегда:С тревогою лечуВ мою любовь, и боль, и муку — Умань.Ни вспоминать, ни думать не хочу.И не могуНе вспоминать, не думать.
НОВОСЕЛЬЕ
Жить бы, жить ей счастливоВ новом доме года…Ветер шелковой гривойЗацепил провода,Ветер рыщет меж сосен,Шарит в мокром саду…Все припомнила:ОсеньВ сорок первом году,Зябко гнулась калина,Жался к пажитям дым.Отпечатала глинаДорогие следы.Краткой вышла беседа,Только ныло в груди,Только он напоследокТихо вымолвил: «Жди…»И ушел…ОбмиралаНад портретом не раз,Рушником вытирала,Слезы — градом из глаз.А сегодня в беседеГоворила ему,Что уж в силе наследник,Что достаток в дому,Что и внук подрастает,Что навеки верна.Горько, горько листаетКнигу жизни она.Сорок лет уж победе.А вернешь ли его?Были праздники, беды.Было в жизни всего.Вон состарились ивы.Ах, как время бежит…Жить бы,Жить ей счастливо,Только некогда жить.
ТИШИНА
Люблю я слушать тишину.Притихли голуби на крыше,И вечер бережно лунуВ коляске облачной колышет.Исходит нежностью луна.Не защекочет листья ветер,Не заиграется волна,Не хлопнет флаг на сельсовете,Влюбленных тени на мостуВ одну сливаться перестали.И лишь бессонно на постуСтоит солдатНа пьедестале.
НОЧЛЕГ
Нежаркий костер край дороги,Шагнувший из темени граб,Оглобли задравшие дроги,Довольного мерина храп.Вода в котелке закипела,Лишь чаю погуще подсыпь.Ножом по стеклу проскрипелаКолдунья болотная — выпь.Усну я сегодня богатым,С улыбчиво-ясным лицом.Приснится мне отчая хатаИ шепот берез над крыльцом.И мама приснится живою,И я — молодым, молодым…Струится над росной травоюБелесый предутренний дым.
* * *
Я тонул в бушующей Десне.В страсти необузданной тонул я.Но всегда к запретной глубинеСердце обнаженное тянуло.Тяга та по-прежнему во мне, —Не терплю уздечек и поводьев, —Лучше утонуть на глубине,Чем плескаться в мутном мелководье.
ПОЭЗИЯ
Из новых стихов
Николай Година
СТИХИ
ВОЙНА
Война сама уже — вина,Поскольку в мире есть она.И нет подсуднее вины,Чем оправдание войны.Права всей кровью лишь однаВойну убившая война.
МАЛИНА
В Европу ходим за малиной,Тут недалеко прямиком,За речкой узкою, но длинной,За озером Тургояком.Дочь хвалит ягоду, мол, этаВкуснее, чем из наших мест.Другая все-таки часть света.Почти как импортную ест.
СТАРОСТЬ
Она садитсявечерами к окнуи смотрит на звезды.Смотрит, смотрит…— Если б не звезды, — говорит, —не о чем было бы думать:все уже передумала.
* * *
Вот и деревце стало большим:Не достать, за макушку не взять…Постоим, коли очень спешим,Помолчим, коли есть что сказать.