Каменный пояс, 1988
Шрифт:
Начинал он офицерскую службу на горной заставе, а там, известно, отдельные наряды несут службу в конном дозоре.
«Офицер-пограничник должен уметь ездить на коне, надо учиться», — решил Юрий и попросил командира кавалерийского отделения дать ему для начала лошадку посмирней, так он стал потихоньку обучаться верховой езде. Отводил коня подальше, за лесок, чтобы не увидел кто ненароком, засмеют. Ничего, научился, хотя раньше лошадей видел только на картинках, как большинство городских ребят. Потом объехал вместе с начальником заставы участок. Нелегко дались эти горные километры в седле. А когда привык, то уже скакал, как заправский кавалерист.
По
Вчера солдаты заставы сдали еще два трудных экзамена.
Марш-бросок — бег на дистанцию шесть километров с полной выкладкой, со всей амуницией — солдаты выполнили за тридцать четыре минуты пятьдесят секунд. Результат — отличный.
3
Основной закон жизни границы — это бдительность. Об этом не устают повторять офицеры заставы. Зоркие часовые границы охраняют каждый на посту не отдельный объект, не отдельный участок контрольно-следовой полосы — они в ответе за всю нашу землю, за советскую Родину.
Мы с замполитом поднялись на вышку заставы. В той стороне, за границей, вроде бы обычный ландшафт, а видится, по замечанию Юрия, совсем по-иному: там, на «той стороне» и гора — «не та», и сопки — не те, и лесок — не тот.
Справа — заснеженные вершины гор с крутыми голыми склонами темно-лилового цвета. Слева — тоже горы, чуть пониже, каменистые сопки; сегодня их макушки покрылись снегом, издали горы — тоже чернильного цвета. Посреди — покатая голая ложбина. В ней на некотором удалении от берега пустынного озера, заросшего камышом цвета выгоревшей солдатской гимнастерки, и приютилась застава. Впрочем, «приютилась» — не то слово, приютиться можно посреди чего-то, возле чего-то, что давало бы защиту от зноя, стужи, ветров, а здесь другое. Двухэтажное кирпичное здание заставы, обнесенное забором из железобетонных плит, стоит на юру, на всех ветрах. Вокруг голо, даже трава не растет, почву выдуло свирепыми ветрами, ни травинке, ни былинке не за что зацепиться, уж на что неприхотливы кустики саксаула, и его здесь не густо. Местами — гольный щебень, песок, кое-где будто кто-то нарочно разбросал крупные камни. Пейзаж, в эту осеннюю пору начисто лишенный живых красок, напоминает известные картины Рериха.
Суровы здесь последние метры родной земли. Вот как рассказывает мне о своих первых впечатлениях об этих краях старший сержант Маликов, старший техник заставы: «В тот день, когда приехал на заставу, дул тот самый знаменитый ветер, евгей называется, как потом узнал от старожилов. На память вдруг пришли слова песни, которую слышал однажды: «свежий ветер в грудь — навевает грусть». Да, бывают дни, когда хозяевами погоды становятся евгей и сейкан, два ветра. Гуляют лихо, порой ветер достигает такой силы, что выдавливает лобовые стекла автомобилей, сбрасывает с рельсов железнодорожные вагоны. Если у природы есть вообще какая-то цель, то здесь, видимо, тот случай, когда она решила как следует испытать людей на прочность».
Благодаря бережному уходу, но все равно именно каким-то чудом, напротив здания заставы выросли карагачи, высаженные несколько лет назад. Их редкая листва напоминает о том, что где-то за грядой сопок, там, на большой Родине — зеленые леса, голубые реки, луговые цветы, ласковое солнце, пение птиц. И не раз, наверное, сердце пограничника защемит грусть по оставленным надолго родным местам. Впрочем, как сами солдаты говорят, грусть одолевает только поначалу. Не то чтобы люди свыкаются с местными условиями — нельзя привыкнуть к тому, что прямо враждебно человеку, а просто потому, что побеждает другое чувство, которое мы называем чувством долга, которое выражается словом «надо!», побеждает сознание железной необходимости править пограничную службу невзирая ни на что.
В зной, в ночную морозную стынь, строго по боевому расчету выходят пограничные наряды на участок, несут службу в дозоре, на постах — граница остается границей, охраняемой, сберегаемой как зеница ока, в любую погоду, во всякое время года.
Вот история из жизни бывалого солдата Андрея Сумина. Он с товарищем задержал учебного «нарушителя». Причем сразу следует оговорить: «учебный нарушитель» не есть нечто такое, что «понарошке», задержать такого — серьезное дело. А о том, что он «ненастоящий», узнается потом.
Пограничный наряд младшего сержанта Андрея Сумина уже много часов нес службу. Солдаты прошли свой участок контрольно-следовой полосы. Внимательно осмотрели дорогу и подступы к железнодорожному переезду. Все было как обычно. Вначале пограничники остановили грузовую машину, следовавшую без пропуска, потом завернули назад еще две машины… Дежурство подходило к концу, но расслабляться дозорные себе не позволяли. И вот старший наряда услышал тревожный возглас своего напарника рядового Рябова: «Товарищ младший сержант! Никак, шевелится кто-то в кустах…»
Неизвестных было двое, у одного из нарушителей пограничники заметили на поясе охотничий нож. Младший сержант Сумин приказал неизвестным выйти из кустов. Перелистав паспорта, молодые воины определили: «Липа». Доложили на заставу: «Задержаны подозрительные лица!» А те все пытались сбить с толку молодых пограничников, с очень убедительным видом доказывая, что они — сотрудники Казахской академии наук, ищут в этих краях «реликтовую водоплавающую куропатку». «Ну, в птицах мы тоже немного разбираемся», — подумал Сумин с усмешкой, подав незаметный знак Рябову, чтобы тот не спускал глаз с нарушителей. Вскоре подъехала машина. Задержанных доставили на заставу. Только здесь стало известно, что нарушители были условными… Но это ничуть не умаляет заслуги пограничного наряда. За бдительность, грамотные, решительные действия при задержании «нарушителей» младшему сержанту Сумину присвоено очередное воинское звание «сержант», а рядовому Андрею Рябову предоставлен краткосрочный отпуск с выездом на родину.
Молодые воины, прибывшие из учебной роты, а до того просто призывники — это еще не тот, готовый человеческий материал, из которого будто по волшебству, сам собой, лепится характер настоящего пограничника. Реальный материал, с которым приходится работать офицерам-воспитателям далек от идеала. Тут надо работать и работать… Зато как дороги результаты! Есть чем гордиться.
Биографии солдат-пограничников, парней восемнадцати-девятнадцати лет, умещаются в нескольких строчках: родился, учился в школе, вступил в комсомол, некоторые успели поработать на заводе, кое-кто окончил курс вуза, вот и все. Смотришь на них и думаешь, может быть, настоящая, взрослая биография начинается здесь, на заставе. За два года службы у солдата открывается страница большой жизни, страница важная, которая может определить характер, поступки человека на долгие годы вперед.