Каменный великан

Блэйлок Джеймс

Он с криком отпрянул назад, но таинственное существо успело вцепиться ему в руку. То ли когти, то ли маленькие острые зубы вонзились Эскарготу в мясистую часть ладони, и он выругал себя за то, что с самого начала не понял, в чем дело. Он выдернул руку из котла, и из груды брызнувших в разные стороны леденцов вынырнул гоблин в лохмотьях, который дико вращал глазами, щелкал зубами и крепко цеплялся за руку Эскаргота, словно ребенок, боящийся переходить один через дорогу.

Гоблин ощерил острые зубки и пронзительно заверещал, затараторил невнятной скороговоркой, точно кумушки на заднем дворе. Он полез по руке Эскаргота вверх, проворно перебирая когтистыми лапками, поднимаясь из своего котла, словно змея из корзины, с явным намерением вцепиться

Эскарготу в горло. Эскаргот ударил гоблина огромной леденцовой папочкой сначала по уху, потом по макушке. Леденец разлетелся на мелкие кусочки, посыпавшиеся в грязь, и тут дождь хлынул с новой силой, и порывистый ветер принялся швырять холодные струи под скалистый навес.

Маленькая рука схватила Эскаргота за лодыжку, другая высунулась из-за плеча и вцепилась в горло. Внезапно вокруг появилось великое множество маленьких человечков – они вылезали из кустов, сыпались с крутого склона, вылезали из расселины в стене каньона, шевелились в густой листве. Резким инстинктивным движением Эскаргот оторвал гоблина от своего горла и с размаху швырнул мерзкое существо в двух его собратьев, которые с угрожающим кудахтаньем наступали на него, размахивая длинными металлическими вилками. Он попятился к ручью, вытаскивая за собой под дождь еще трех человечков, а потом оступился, упал навзничь, придавив одного гоблина, и покатился по тропинке, увлекая за собой двух других, по-обезьяньи цепко державшихся за него. Он вскочил, яростно отбиваясь от них руками и ногами, и увидел, что путь вниз преграждают два десятка мерзких тварей, половина которых размахивала факелами, трещавшими и шипевшими под проливным дождем.

Выше по каньону толпилось еще десятка два маленьких человечков, и из расселины в скалистой стене с воем и блеянием вылезали все новые и новые гоблины, облаченные в разношерстные диковинные наряды, очевидно украденные в окрестных деревнях и на близлежащих фермах. На многих были мятые изодранные шляпы, украшенные рыбьими скелетами, нелепо торчавшими в разные стороны. В считанные минуты полчища гоблинов запрудили тропу впереди и позади Эскаргота. Он вдруг вспомнил про пистолеты за поясом. Но они не заряжены, а будь даже и заряжены, что толку? У гоблинов не хватит мозгов, чтобы испугаться пистолетов, а если он выстрелит навскидку, то скорее приведет их в восторг, чем обратит в бегство. Эскаргот не знал, что делать. Он прекратил борьбу, и существа перестали напрыгивать на него, хотя, похоже, были готовы возобновить наступление при первом же удобном случае.

Гоблины затащили Эскаргота в расселину и повели в глубину горы. Шум дождя постепенно сменился тишиной, которую нарушало лишь шарканье многочисленных ног. Далеко внизу, в недрах скалы, слышался глухой гул бурного потока, несущегося по подземным пещерам, словно кровь по венам. Кромешную тьму рассеивал лишь свет дюжины мерцающих факелов, и тени гоблинов плясали на каменных стенах. Сначала Эскаргот пытался запомнить все повороты и изгибы туннеля и сосчитать все отходящие от него коридоры, но дело закончилось тем же, чем закончилась попытка, предпринятая им в первый день плавания на субмарине: скоро он сбился со счета и совершенно перестал ориентироваться.

12. ДИКАЯ ЛОЩИНА

Наконец туннель вывел в огромную пещеру с высоким потолком. Летучие мыши зигзагами носились в свете костра, дым от которого клубами поднимался вверх и вылетал в черные трещины. По стенам горели факелы, и повсюду вокруг плясали тени, отблески пламени и гоблины. Самый высокий из них был не более трех футов ростом, и все они были тощие, неряшливые и грязные, с сальными волосами, росшими редкими пучками и определенно нуждавшимися в стрижке.

Прямо посредине костра стоял огромный железный треножник, на котором висел котел, похожий на котел с алмазами-леденцами, только во много раз больше – в нем можно было сварить и лошадь. Или человека. Эскаргот огляделся по сторонам. В пещере находилось не меньше сотни гоблинов, и никто из них не занимался сколько-либо осмысленной

деятельностью, кроме одного, который деловито ощупывал ноги Эскаргота, словно проверяя, достаточно ли они мясистые. Все прочие безостановочно верещали, тараторили, плевались, толкались и бросались друг в друга рыбьими костями в непреходящем лихорадочном возбуждении. Почти каждые несколько секунд кто-нибудь из них поджигал себе волосы, балуясь с факелом или прыгая прямо в костер, и начинал с пронзительным визгом метаться взад-вперед, рассыпая вокруг снопы искр и яростно забивая пламя на своей голове.

В углу пещеры стоял трон, сооруженный из веток и сухих человеческих костей. На нем, сгорбившись, сидел огромный гоблин – более толстый, чем все остальные, и не настолько увлеченный поджиганием своих волос. Он скалил зубы в ухмылке, вращая глазами. Он радостно взвизгнул и встал, когда гоблины подтащили Эскаргота к трону, и при этом восторженно хлопнул в ладоши, словно ребенок, которому пообещали что-то замечательное – возможно, что-то вкусненькое – на десерт. Эскарготу это совсем не понравилось.

Он в десятый раз обдумал возможность вырваться отсюда – раскидать в стороны маленьких человечков и проложить себе путь к бегству. Но они наверняка набросятся на него всем скопом и повалят на землю. Эскарготу оставалось только ждать и держать ухо востро. Если они попытаются бросить его в котел… По рассказам он знал, чем питаются гоблины – главным образом рыбой и разным речным мусором; но время от времени они лакомятся заблудившимися путниками, а заодно и их лошадьми, съедая тех вместе со шкурой, головой и копытами. Огромный гоблин снова опустился на место, ковыряясь в зубах тонкой щепкой и причмокивая губами, словно в предвкушении вкусного обеда. Он лениво наклонился в сторону, протянул руку за свой ужасный трон, а потом выпрямился и отправил в рот горсть стеблей, которые свешивались у него с подбородка, когда он начал с чавканьем жевать.

Эскаргот уставился на него, не веря своим глазам, а гоблин тем временем запихал в рот еще одну горсть стеблей. Он жевал водоросли – лилейные водоросли, полувысохшие и полусгнившие, лежавшие кучкой в знакомой корзине за троном. Эскаргот потерпел поражение, причем сокрушительное поражение. Очевидно, на самом старте дядюшка Хелстром мог позволить себе гораздо большее, чем простое подмигивание. Все происходящее сводило на нет сцену с разбойником с большой дороги и заставляло предположить, внезапно и с уверенностью, что Эскаргот влип в куда более серьезные неприятности, чем ожидал. С какой стороны ни посмотри, представлялось несомненным, что сию минуту все его бедствия закончатся – практически в тот самый момент, когда он думал, что они только начинаются. Похоже, котел предназначался для него.

Мимо прошаркали три гоблина, сгибавшиеся под тяжестью ведер, которые висели на жердях, лежавших у них на плечах. Они взобрались на шаткий дощатый помост, установленный подле костра, и вылили содержимое ведер – похоже, воду – в котел, а потом спустились и ушли за следующей порцией.

Одни гоблины бросали в котел рыб, от которых по пути отрывали зубами куски, а другие несли к нему охапки водорослей, пещерных улиток и дохлых летучих мышей. Жирный гоблин беспрестанно хихикал, причмокивал, кивал головой и, прожевав очередную пригоршню водорослей, жадно сосал леденцовую палочку (к великому удивлению Эскаргота), пуская длинные сладкие слюни на кожаную куртку, наспех сшитую из плохо выдубленных шкурок летучих мышей.

– Ваша светлость… – начал Эскаргот, рассудив, что известная доля дипломатичности в данной ситуации никак не помешает.

Гоблин хрюкнул и посмотрел на него безумным взглядом, напоминающим взгляд капитана Перри. Он провел тыльной стороной ладони по рту, облизался, а потом, очевидно забывшись, с торжествующим видом закусил нижнюю губу, но сразу же взвыл от боли и разжал зубы, уставившись на Эскаргота таким тяжелым взглядом, словно винил его в некоем вероломстве. Эскаргот предпринял еще одну попытку, на сей раз низко поклонившись и промолвив: