Камер-фрейлина императрицы. Нелидова
Шрифт:
— Когда я могу туда переехать?
— Сказала — хоть сегодня. И указ к себе возьми, новый хозяин Гатчины. Как это говорить принято, дай Бог в добрый час.
— Вы не слишком обрадованы вашим новым приобретением, ваше высочество, или я ошибаюсь? Гатчина так великолепна, а вы даже не торопитесь в неё поехать. У вас какие-то серьёзные
— О, как вы многословны, милый барон. Благодарю за само побуждение развлечь и — отвлечь меня от моих мыслей. Но я думаю не о прошлом — к сожалению, Николаи, о будущем, и оно не рисуется мне в розовом цвете.
— Но почему, Мария Фёдоровна? Что стало источником ваших сомнений?
— Многое, Андрей Львович, и от вас, как своего секретаря, и, в конце концов, поверенного, я не стану скрываться.
— Может быть, я могу быть вам полезен, мадам?
— Мои мысли — о том, что Гатчина непременно станет опасной и, если хотите, грозной соперницей Павловска. Во всех отношениях.
— Соперницей? Что вы вкладываете в это понятие, ваше высочество?
— С первого же дня этого подарка я вижу, как сердце великого князя обратилось именно к ней. Он явно теряет интерес к Павловску. Но там каждая мелочь была создана нами. Обоими. Каждый уголок говорит о наших общих заботах.
— Такой же станет и Гатчина, мадам.
— Нет, барон, нет! Вы же знаете, сразу после получения указа императрицы мой супруг поехал в Гатчину. Без меня. Но не один. Но не один. Мне больно об этом говорить, но вам же самому всё известно.
— Это могла быть случайность, получившаяся от большой радости, мадам. Стоит ли придавать значение случайностям? У вас впереди годы и годы счастливой жизни.
— Я ценю вашу заботу обо мне, барон, но... мой супруг сам занялся распределением жилых помещений в Гатчине.
— Что же тут противоестественного? Великий князь почувствовал себя хозяином такого дворца, и нетерпение подсказало ему поторопиться с решениями. Он всё равно впоследствии посоветовался бы с вами, соотнёсся с вашими желаниями и вкусами.
— В том-то и дело, что всё складывается вполне естественно относительно складывающихся у нас отношений. Переезд в Гатчину позволит закрепить и утвердить перемены. А они не в мою пользу, барон. Не в пользу моей семьи.
— Ваше высочество, вы сегодня в дурном расположении духа. Может быть, это погода...
— Погода великолепна, Андрей Львович. Но — великий князь решил разместить комнаты служащих во втором этаже.
— Но где же им ещё быть, мадам? Во флигеле это было бы неудобно. К тому же штат вашего двора не так велик, чтобы заполнить всё помещение дворца, и при другом раскладе жилья он стал бы казаться... как бы это точнее сказать... несколько пустоватым.
— Комнаты фрейлин расположены в непосредственной близости к спальне великого князя — не моей. А к мадемуазель Нелидофф от неё идёт чуть ли не прямая лестница.
— Покои мадемуазель Нелидофф и в самом деле не слишком удобны для жилья. От близости лестницы в них всегда будут царить сквозняки и слышаться шум шагов.
— Удобства и неудобства этой фрейлины — неужели я стала бы о них тревожиться! Но когда я указала на них супругу, он не пожелал ничего слушать и заявил, что всё согласовал с самой фрейлиной. Я не буду хозяйкой в Гатчине, барон, и в этом всё дело. Если вы действительно питаете насчёт этого какие-то иллюзии, то я лишилась их полностью. Но я гораздо дипломатичнее, чем даже вы думаете. Ведь вы были преподавателем великого князя в его детские годы и не вызывали его раздражения, не правда ли?
— Я имел честь находиться при великом князе с 1760 года.
— Вы уроженец Страсбурга?
— И воспитанник тамошнего университета, образование в котором пополнил в университете парижском. Сразу по окончании последнего я и был приглашён к великому князю.
— И даже писали специально для великого князя книги, которые очень ему нравились. Он сам мне говорил об этом.
— Всего-навсего одну книгу, мадам: «Обозрение политического состояния Европы». Но так сложилось, что сразу по окончании книги мои занятия с великим князем были прерываны его женитьбой на великой княгине Наталье Алексеевне.
— И всё равно вы остались рядом с великим князем теперь уже в качестве её секретаря. Она действительно была виновата перед великим князем?
— Ваше высочество, я не знаю никаких обстоятельств, которые бы порочили память усопшей.
— Но это же неправда, как и то, что вы хотите мне внушить в связи с Гатчиной. Простите меня, барон, вероятно, я совсем не права, но часто мне начинает казаться, что вы скорее на стороне великого князя, а не на моей.
— Вряд ли я заслуживаю подобного подозрения, мадам, и хотел бы отнести его к вашему сиюминутному раздражению.
— Может быть, может быть, Андрей Львович. Я приношу вам свои извинения, но если бы вы знали, как складывающаяся ситуация угнетает меня. Мне даже приходит в голову просить поддержки и восстановления справедливости у её императорского величества. И потом великий князь как ребёнок радуется гатчинским верховым прогулкам, к которым никак не собирается меня привлекать. Я скоро вообще разучусь ездить на лошади, между тем как моя фрейлина...
— Ваше высочество, в вас говорит естественное раздражение будущей матери. Вы так не думаете?
— Как вам моя новая резиденция, Николаи? Надеюсь, у вас меньше замечаний и недовольств по ней, чем у моей супруги, которая только и толкует о Павловске.
— Ваше высочество, это можно понять, учитывая состояние великой княгини, которое всегда рождает страх новых мест и обстоятельств.
— Вы имеете в виду её очередную беременность?