Камер-фрейлина императрицы. Нелидова
Шрифт:
— Этим не приходится пренебрегать, ваше высочество.
— Очередной урок моего старого наставника?
— Упаси бог, ваше высочество! Помнится, я никогда не досаждал вам никакими педагогическими постулатами да и не слишком уверен, что вообще располагаю ими. И я гораздо лучше чувствую себя в качестве приближённого лица, чем штатного учителя, хотя надо признать, сложившийся вокруг маленького великого князя кружок был необычайно интересен.
— Тем обидней, что время стало его уничтожать. Мне трудно примириться с тем, что Гатчины не увидел наш общий друг граф Никита
— И Николай Иванович Салтыков.
— Но это императрица продумала специально. Формально ему было выражено полное доверие: воспитатель великого князя Александра Павловича! В действительности потеря мной большого и искреннего друга. Но главное — назначение на его место гофмейстера цесаревича Валентина Платоновича. Мусин-Пушкин! Императрице не откажешь в предусмотрительности и расчётливости. Одно можно сказать с уверенностью: источник информации для большого двора обеспечен.
— Мне это назначение показалось, наоборот, просчётом большого двора, ваше высочество.
— Каким образом?
— Вспомните историю этой семьи — она вызывает содрогание. Отец графа, блистательный дипломат, объездивший, и притом успешно, с дипломатическими поручениями едва ли не всю Европу, губернатор Смоленска, Казани, Эстляндии, заведующий Коллегией экономии, жертва своей верной дружбы с Артемием Волынским. Она были казнены одновременно. Сам Валентин Платонович настоящий военачальник, никогда не участвовавший ни в каких дворцовых интригах.
— Но он остаётся равнодушным к школе Фридриха Великого, как я ему о ней ни толкую.
— Вы не думаете, ваше высочество, что боевой генерал имеет право на собственное суждение противу чистой теории? Если даже он представляет себя скорее противником великого короля, в этом нет ничего обидного для вашего высочества. Я уверен, битву Валентин Платонович сумеет выиграть. Он создан для полей сражений. И потом около вас остаётся наш незаменимый Сергей Иванович.
— Плещеев! Вы правы, барон, он и в самом деле незаменим. Можете себе вообразить, я держу под рукой его книги — и «Начертание путешествия великого князя Павла Петровича в 1777 году», и «Дневные записки путешествия в Архипелаг — из Архангельского, России принадлежащего, острова Пароса в Сирию и к достопамятным местам, в пределах Иерусалима находящимся». А сейчас он читал мне главы из своего «Обозрения Российской империи» — ему ещё только предстоит выйти.
— Я думал, ваше высочество, вы назовёте перевод «Путешествия английского лорда Балтимура».
— Он оставил меня равнодушным. Но так или иначе, это блестящий собеседник и спорщик, достойный, если хотите, самой Катерины Ивановны. Впрочем, вы не относитесь к числу её поклонников.
— Разве в этом есть нужда, ваше величество? Да и как бы я выглядел в таком случае в глазах моей повелительницы? Кстати, я хотел заметить, что раздражение великой княгини против Катерины Ивановны не утихает. Она много и не слишком осмотрительно говорит против неё, особенно в связи в переездом в Гатчину и каким-то — я не слишком понял — размещением лиц придворного штата во дворце.
— Вы дипломат, Николаи. Но для всеобщего блага и покоя найдите способ перевести внимание великой княгини на какой-то иной объект. Мои решения не подлежат обсуждению, ни тем более критике.
— Но это совершенно очевидно, ваше высочество.
— Чудесно. А кстати, вы знаете о моём проекте возведения в дворце тронных зал?
— Нескольких, ваше величество?
— Вот именно, нескольких, а точнее — четырёх. Вы удивлены?
— Нисколько, ваше высочество. Всё должно определяться вашим представлением о протоколе двора.
— Вот именно. Рад вашему пониманию. Из этих четырёх зал две будут мои — на нижнем и на втором этажах. В зависимости от характера приёмов и значения принимаемых мною на аудиенции лиц. Отдельную тронную залу должна иметь моя супруга — порадуйте её этим планом.
— Зная характер великой княгини, уверен, что её больше порадовал бы трон рядом с вашим.
— Этого не будет никогда. И, наконец, четвёртый тронный зал — в апартаментах наследника. Как вам это кажется, барон?
— Это достаточно необычная идея, ваше высочество.
— Вот именно. Эта идея должна быть исключительной. Но вы знаете, в чём будет заключаться главная интрига этих тронных зал?
— Даже интрига, ваше высочество?
— Вот именно, вот именно! Я тщательно всё продумал и взвесил. К моим тронным креслам в обоих случаях будут вести три ступеньки. Три! Вы понимаете символический смысл этого числа. Трон императрицы будет приподнят всего на одну ступеньку, зато тронное кресло наследника будет стоять прямо на полу. Каково!
— С каким нетерпением я ждал вас сегодня, Катишь!
— Это правда, ваше высочество? Значит, нынче лучший день в году. Я боялась, что заботы великой княгини займут всё ваше время: эти сервизы с пейзажами Павловска и вообще.
— Бог мой, вы по-прежнему недостаточно хорошо меня знаете, мой дорогой друг. Бог с ними, с черепками — Плещеев передал мне только что вышедшую в типографии Новикова книжку. Взгляните же!
— «Карманная книжка для вольных каменщиков и для тех, которые и не принадлежат к числу оных». Но вы никогда не соглашались меня приобщить к этим заветным знаниям, ваше высочество.
— А вот и неправда! Разве года четыре назад я не передал вам «Записной книжки для друзей человечества», которая вышла здесь, в Петербурге, причём в переводе Елагина? Это тот же самый, но существенно дополненный текст.
— Вы передали мне, ваше высочество! Она мелькнула перед моими глазами — и всё. Я даже не имела возможности её перелистать. Вы так ревниво к ней отнеслись, и я поняла, что масонское учение исключает женщин.