Камера абсурда
Шрифт:
А Стасик Ярошевич? Она ведь могла попросить его «уладить проблему». Он мог сделать это и по собственной инициативе, поскольку после интервью мы расстались явными врагами.
А может, это он стрелял в продюсера Лисянского? Но зачем Ярошевичу его убивать? Ведь Стасик не имеет никакого касательства ни к продюсеру Лисянскому, ни к его новому проекту. Разве что его попросила об этом Аленина. Но тогда она должна иметь на Ярошевича огромное влияние.
Стоп! Маша говорила, что Стасик бросил ее ради девушки намного его старше. И мы с Ириной высказали предположение, что этой девушкой может быть
Все это надо еще раз проверить. Но как?
Я выглянул в окно. Мужчин в оранжевых жилетах, появившихся через пару часов после нашего разговора с подполковником Попенченко, уже не было. Значит, люди Попенченко, так натурально исполнившие роль рабочих, пулю, отскочившую от двери подъезда, все же отыскали. Для всех остальных жителей нашего дома люди в оранжевых жилетах занимались благоустройством двора.
И правда, двор наш теперь просто сиял чистотой. Ни валяющихся пивных банок, ни конфетных фантиков, ни единого окурка! Заборчик вдоль тротуара, входная дверь подъезда и даже лавочка возле тополя были аккуратно подправлены и выкрашены, а сбоку от лавочки появилась новенькая металлическая урна в виде симпатичного пингвина с раскрытым клювом. Словом, двор стал просто показательным! У всех, кто заходил в наш подъезд или выходил из него, светлели лица при взгляде на наш преобразившийся небольшой и уютный дворик.
– Ирина, ты где?
– Я с отцом.
– А где сейчас Маша?
– Ну… недалеко. А что?
– Устрой мне встречу с ней. Нужно поговорить.
В моем голосе отсутствуют просительные интонации и слова звучат как приказ. А это в обращении с Ириной непозволительно и чревато непредсказуемыми последствиями.
Телефон какое-то время молчит. Затем я слышу голос Ирины:
– Как ты себе это представляешь?
– Ну, так… Случайно как бы, – говорю я мягко и по возможности душевно. – Ты меня познакомишь, ну, а там я сам как-нибудь вывернусь. И врать даже ничего не нужно будет. Представишь меня как телевизионного журналиста, занятого расследованием дела об убийстве Лисянского.
– Хорошо, постараюсь. – Голос Ирины задумчив. Наверное, она соображает, как лучше всего обставить мою случайную встречу с Машей. – Новости какие-нибудь есть? – спрашивает она после недолгого молчания.
– Есть, – говорю я. Конечно, знать о том, что этой ночью в меня стреляли, ей совсем необязательно. Поэтому я лишь добавляю: – Товарищи офицеры из Главного следственного управления Следственного комитета запретили мне заниматься делом об убийстве продюсера Лисянского.
– А они разве могут тебе что-то запрещать или разрешать? – Ирина, похоже, возмущена. – У тебя имеется свое начальство, которое, как ты мне говорил, дало тебе «добро» на расследование этого дела.
– Запрещать что-либо или разрешать они, конечно, мне не могут, – говорю я. – Но вот надавить на моего шефа с тем, чтобы он мне запретил расследовать дело Лисянского дальше, могут вполне…
– А как они вообще узнали, что ты ведешь
– Они тоже следят за Алениной. Вот и увидели нас с тобой вчера возле дома, где она снимает квартиру, – отвечаю я. – Кстати, подозрение с твоего отца снято, и он теперь может спокойно работать. В общем, поставленная тобой задача отвести подозрения от твоего отца в убийстве продюсера Марка Лисянского выполнена.
– Спасибо, конечно, но…
– Всегда пожалуйста, сударыня, – произношу я, не дав ей договорить. – Приходите еще, и я заверяю вас, что, находясь в крайнем к вам почтении и неизбывном благоговейном почитании и любви, и впредь приложу все усилия, дабы оградить вас от всякого рода…
– И что, это все? – спрашивает Ирина разочарованно, теперь уже не дав мне завершить свою столь напыщенную тираду. – Дальше мы этим делом не занимаемся, что ли?
Я нарочно молчу. Выдерживаю паузу, так сказать, драматизирую.
– Зачем тогда тебе нужна встреча с Машей?!
В голосе Ирины слышится явное недовольство. Даже разочарование. Плохо же она еще меня знает…
– А зачем тогда ты спрашиваешь меня, занимаемся мы этим делом или не занимаемся, если я прошу тебя устроить мне встречу с Машей? – вполне резонно заявляю я.
– Действительно, – хмыкает она довольно и добавляет: – Я все поняла. Прости…
– Прощаю, – высокомерно произношу я и горделиво вскидываю голову, чего Ирина, конечно, видеть не может. А еще я выставляю одну ногу вперед и приосаниваюсь. Получилось очень картинно. Ну да ладно!
– Ты там не очень-то гордись собой, – снова хмыкает Ирина, почувствовав, видимо, что я совершаю возле трубки какие-то телодвижения. – Хорошо, – говорит она, – я что-нибудь придумаю. Будь на связи…
– Ты можешь через час быть в Александровском саду?
– Постараюсь…
– Ты не постарайся, а будь обязательно…
– И где там встретимся?
– Давай у «Итальянского грота».
– Понял.
– Все, до встречи.
Такой вот коротенький разговор случился у меня с Ириной через пару часов после того, как я попросил ее устроить мне встречу с Машей.
Я успел. Ирину и Машу я увидел прямо у колонн грота.
– Познакомьтесь, – сказала Ирина, как только я подошел и поздоровался: – Аристарх Русаков, телерепортер. Он ведет журналистское расследование убийства продюсера Лисянского. А это, – Ирина повернулась в сторону девушки, – Маша.
Она хотела, очевидно, добавить «дочь актрисы Натальи Алениной», но промолчала. И правильно сделала. К чему весь этот официоз?
– Очень приятно, – сказал я, вглядываясь в несколько полноватое лицо девушки.
– Вы что-то хотели узнать у меня? – спросила Маша, облегчив мне задачу и лишив тем самым заботы вести пустой разговор.
– Да, хотел, – признался я.
– Ну, тогда спрашивайте, – предложила Маша, и лицо ее потемнело.
– Скажите, а вот на той перечеркнутой фломастером фотографии, что висит на стене вашей комнаты, изображен актер Стасик Яроше… – начал было я, но девушка быстро перебила меня:
– Она уже не висит.
Фраза была сказана резко, но я принял эту резкость не на свой счет, а на счет Стасика Ярошевича. Поэтому тотчас задал следующий вопрос: