Камера абсурда
Шрифт:
– И что? – продолжала сверлить меня взглядом Ирина.
– Ничего, как видишь, жив, – дружелюбно улыбнулся я, но ответной улыбки не дождался. – Ну, они промахнулись, Иришка.
– А если бы не промахнулись? – спросила девушка с истеричными нотками в голосе.
Хороший вопрос, хотя и неприятный. Ну, если бы они не промахнулись, то первая пуля попала бы мне в грудь, а второй меня бы добили. Это как пить дать. Конечно, Ирине я ответил не так:
– Но промахнулись же! – Я продолжал улыбаться и выказывать себя эдаким бесстрашным бодрячком, которому несказанно везет по жизни (что было явным преувеличением) и будет везти всегда.
– Почему же ты ничего мне не сказал? – услышал я резонный вопрос. И вполне резонно ответил:
– Я
Ирина едва не задохнулась от негодования:
– Расстраивать?!
– Ну да… – промямлил я. – Вот видишь, ты и сейчас переживаешь.
– Да как ты можешь такое говорить. Ведь ты… Ведь мы… – У Ирины явно недоставало слов, чтобы сказать все, что она обо мне думает. – Я даже не знаю, что тебе и сказать…
– Ну, вот и не надо ничего говорить, – взял я ее за руку и потянул к себе. – Тем более что он больше стрелять в меня уже не будет…
– Кто не будет? – Ирина сопротивлялась, но я притянул ее к себе сильнее, и она плюхнулась на диван. – Ярошевич?
– Конечно, Ярошевич, – ответил я. – Больше некому.
– А почему ты думаешь, что это он стрелял, а не Аленина? – кажется, успокоилась по поводу покушения на меня Ирина.
– В меня стрелял тот, кто убил Марка Лисянского, – чуть подумав, ответил я. – А поскольку Наталья Валерьевна в момент убийства продюсера была дома, что подтверждается показаниями Маши, то Лисянского убил Ярошевич. Поэтому-то Аленина и создавала для него ложное алиби.
– А зачем Ярошевичу понадобилось убивать Лисянского? – спросила Ирина. – Где у него для этого твой пресловутый мотив?
– Мотив? – Я посмотрел на Ирину. – Он очень прост: окаянная любовь. Такое бывает. Аленина окрутила Ярошевича. Обольстила. И влюбила его в себя. Ты же видела, что это за женщина. Так что влюбить в себя для нее не составит больших трудностей. Как это произошло, хочешь ты меня спросить? – Я снова посмотрел на Ирину, и она утвердительно кивнула. – Так это я должен тебя спрашивать об этом, сударыня. В вашем женском арсенале средств обольщения предостаточно на разные случаи жизни. Скажем, однажды Стасик Ярошевич пришел к Маше, а ее нет дома. Аленина предложила Стасику подождать дочь, разговорила его, проявила к нему искренний, как ему казалось, интерес, посмотрела разок-другой восхищенным взглядом, сделала пару-тройку тонких и умных комплиментов – и все. Его разум замутился. Ведь мужчины любят, когда ими восхищаются женщины. И комплименты любят не меньше женщин.
– Правда? – Ирина пытливо посмотрела на меня.
– А то, – ответил я. – Только комплименты мужчине должны быть не про красоту там или отличную прическу, а про силу, волю, независимый характер, мужественные поступки и прочие подобные штуки. Ну, ты понимаешь…
– Конечно, понимаю, – сказала Ирина. – Большое тебе и несказанное спасибо, друг!
– Пожалуйста, – сказал я. – Так вот, слушай, друг, дальше… Аленина заставила Ярошевича думать о ней. Потом, в следующий раз, Наталья Валерьевна кое-что ему позволила. Но лишь чуть-чуть, раззадорив и оставив надежду на большее в самом скором времени. И Ярошевич стал думать о ней каждый день, а может, и каждый час. И забыл о Маше. Теперь Стасик желал только Аленину, не замечая никого вокруг. А Наталья Валерьевна держала его на коротком поводке, дозированно одаривая ласками. Однажды, за одним таким одариванием лаской, Лисянский застукал ее с Ярошевичем. Стасика он прогнал, после чего произошел нелицеприятный разговор с Алениной. Вслед за этим Лисянский объявил ей, что сниматься в его фильме она не будет. По крайней мере, он сделает все для того, чтобы этого не допустить. А вечером он позвонил твоему отцу и потребовал снять Аленину с главной роли и найти на нее другую актрису, а иначе он заберет из проекта деньги. Скорее всего, этот телефонный разговор Наталья Валерьевна слышала, и к утру у нее созрел план. Днем она встретилась с Ярошевичем и разыграла перед ним сцену замордованной мужем-монстром жены. Может, понаставила синяков себе и продемонстрировала их влюбленному Стасику. Словом, довела Ярошевича своими придуманными россказнями до белого каления, вручила ему пистолет, и он пошел убивать мучителя любимой женщины. Дождался его выхода из ресторана, под каким-то предлогом завел его в проулок и прикончил тремя выстрелами из пистолета. Словом, заигрался мальчик: реальная жизнь и кино в его голове перемешались, и он слетел с катушек. Пистолет он вернул Алениной, и они успокоились, особенно после того, как под подозрение попал твой отец. Но потом появились мы со своими расспросами, затем я обозлил его своим интервью с ним, и Ярошевич либо доложил обо всем Алениной, и они решили убрать и меня, а возможно, Стасик уже по собственной инициативе захотел прикончить меня. Аленина снова дает ему пистолет, и, если бы не шнурок на моих ботинках, у них бы снова все получилось…
– Какой еще шнурок? – спросила Ирина.
– Ботиночный, – ответил я, снова кляня себя за то, что сболтнул лишнее. – Я наклонился, чтобы его завязать, и в это время Стасик в меня выстрелил. И… промахнулся.
– Час от часу не легче, – констатировала Ирина.
– Ну, вот, ты снова говоришь, как моя бабушка, – сказал я.
Ирина задумалась. А потом произнесла:
– Конечно, все, что ты мне рассказал, похоже на правду. Скорее всего, так оно и было. Но как все это доказать?
– В том-то и дело, что никак, – ответил я. – Если Ярошевич не выживет и сам все не расскажет…
Она снова помолчала.
– Ты мне синяков понаделал, – вдруг сказала Ирина, глядя на свои руки.
– На теле Алениной должны быть синяки, – в задумчивости протянул я. – Как и на теле Ярошевича. Ведь «играли» они натурально. И все, что расскажет следователю Аленина, будет выглядеть реалистически. Никакая экспертиза не докопается…
– И что мы будем делать дальше? – посмотрела на меня Ирина как-то странновато.
– Надо подумать, – ответил я.
– А как насчет нашей игры? – спросила она.
– В смысле? – не понял я.
– Может, продолжим? – загадочно произнесла Ирина и вдруг, повалив меня на диван, впилась в мою шею долгим поцелуем, лихорадочно стягивая с меня джинсы…
Против подобной игры я не возражал.
Глава 12. Мы с Ириной – главные свидетели, или Я в качестве допрашиваемого
Меня разбудил звонок в дверь. Я посмотрел на часы: половина одиннадцатого. Уже и не утро, а скорее день. Хорошо же мы сегодня поспали. Хотя после наших ночных игр это и немудрено… Ирка спала. Я осторожно, чтобы не разбудить ее, поднялся, надел штаны и потопал открывать.
– Здравствуйте, – ответил на мой удивленный взгляд капитан полиции и представился: – Участковый уполномоченный капитан Кондрашов. Вы Русаков Аристарх Африканович?
– Да, это я, – сказал я.
– Вам повестка на допрос, – сказал участковый уполномоченный.
– Спасибо огромное, – душевно улыбнулся я участковому Кондрашову. – А то я уж и не знал, чем мне сегодня заняться.
– Ну вот, значит, будет чем, – не менее душевно улыбнулся мне участковый уполномоченный.
– А в качестве кого меня вызывают? – поинтересовался я. – В качестве свидетеля или подозреваемого?
– Там все написано, – еще шире улыбнулся капитан полиции. – Пока в качестве свидетеля.
– Пока? – посмотрел я на участкового, но тот промолчал. – Надеюсь, после допроса меня не переквалифицируют из свидетеля в подозреваемые? – поинтересовался я.
– Это как вы себя покажете, – ласково ответил мне участковый. Оказывается, душевные люди в полиции не редкость. – По крайней мере, теперь я вас, Аристарх Африканович, буду иметь в виду.
– В виду чего? – мягко спросил я.
– Не чего, а кого, – поправил капитан полиции. – Я буду иметь вас в виду, как человека, которого срочно вызывают на допрос в Главное следственное управление.