Камикадзе. «Божественный ветер» в истории Японии

Спеваковский Александр Б.

Этика и психология японских воинов усилили еще больше героику смерти и самопожертвования ради высшего идеала — служения господину и окружили смерть ореолом славы. Поэтому пренебрежение к смерти и земному существованию культивировалось в самурайской среде особо.

Отложило отпечаток на воззрение о смерти и буддийское положение о вечности жизни и о перерождении любого живого существа через определенный промежуток времени. Смерть индивидуума, согласно догмам буддизма, не означала конца его существования в будущих жизнях. Поэтому человек должен был безропотно подчиняться «великому закону возмездия», своей карме («го»), то есть судьбе, определенной степенью греховности в прошлом существовании, не выражая неудовольствия жизнью.

На войне сила духа воина была самым главным. Именно духовная твердость ценилась самураями выше всего. Дзэн уделял духовному аспекту даже большее внимание, чем напряжению физических способностей человека. Мистические элементы буддийской религии и дзэнская медитация дзадзэн выступали в качестве решающих факторов в выработке силы духа. Медитация была призвана для того, чтобы с помощью самовнушения довести индивидуума до состояния «самоуглубления». С помощью самоуглубления человек должен был познать «истину Будды» и достичь

тем самым своего «спасения». Конечным итогом «погружения в молчаливое созерцание» являлось «просветление» (сатори) — неописуемое и необъяснимое состояние, которого можно было достичь, по утверждениям монахов, только интуитивным путем. Ступенями к достижению просветления во время медитации были: самоуглубление, достигавшееся путем размеренного дыхания, освобождение мозга человека от всяких мыслей, то есть переход в состояние подсознательно-ассоциативного мышления (мусин) и выход за пределы собственного бытия или «отсутствия собственного я» (муга). По утверждениям монахов секты Сото, на человека, находящегося в таком состоянии, могло внезапно снизойти сатори. В секте риндзай практиковался другой путь к просветлению, заключавшийся в энергичном обмене обескураживающими вопросами и ответами между наставником и учеником, иногда с ударами палкой (бо) и криками (кацу). Вопрос наставника дзэн (коан) — предназначался для возбуждения интуиции. Участники этой практики во время вопросов и ответов должны были освободиться от всякой логики и связности, которые якобы мешали «безмыслию». Они считали, что при полном отсутствии мышления могло наступить просветление.

Дзэн так неразрывно слился с самурайским сословием, что способствовал оформлению в его рамках производных, получивших название «дзэнских искусств», то есть ритуалов, различных церемоний, связанных с идеями этой секты. В первую очередь это относится к чайной церемонии, стилю поведения в обществе, искусству аранжировки цветов, ландшафтному садоводству.

В эпоху Камакура в Японии начали функционировать и другие новые секты буддизма, в том числе Нитирэн (Нитирэн-сю), известная также как Секта лотоса или Хоккэ. Секта была основана в середине XIII века воинствующим монахом секты Тэндай Нитирэном (1222–1282). Секта проповедовала положение о непременном превращении через определенное время всех живых существ и неодушевленных предметов в Будду, так как он заключен во всем, будь то человек, животное или какая-либо вещь. Буддизм секты Нитирэн был очень прост. Для обретения моральной добродетели, а, следовательно, и спасения достаточно было произнести сакральную молитвенную формулу «Славься, Сутра [2] Лотоса Благого Закона!» или «Слава Лотосовой Сутре!». Именно в Сутре Лотоса якобы содержались слова Будды, необходимые для просветления и спасения. Приверженцами этой общедоступной и довольно популярной секты были служилые люди, деклассированное самурайство, крестьянство, горожане.

2

Сутра — диалог или беседа, в которых излагаются основы учения.

^{Монах Нитирэн}

^{Деталь картины конца XIII века, на которой изображен основатель буддийской секты Лотоса, сидящий в кресле}

В упрощенном виде учение Нитирэна сводилось еще и к тому, что человек, в первую очередь, должен был воздавать благодарность Будде и Истинной Дхарме. Такую же благодарность он должен был воздавать родине. А принесение благодарности Будде, как это толковал Нитирэн, подразумевало ликвидацию и проклятие всех ложных учений и защиту любимой страны. В противном случае родину должна была охватить смута, и она могла подвергнуться иноземному вторжению. Все это нашло отражение в трактате Нитирэна «Риссё анкоку рон» («Рассуждения об установлении справедливости и спокойствия в стране»). При этом Нитирэн не исключал и самых экстремальных методов по отношению к подвижникам других буддийских течений и настоятелям главных храмов буддизма Японии, вплоть до их физического уничтожения, что, естественно, не могло не вызвать такой же ответной реакции по отношению к нему

Определенное влияние на японское общество того времени оказало конфуцианство (Дзюкё) чжусианского толка, привнесенное на острова из Китая, приблизительно в то же время, что и буддизм. Учение Конфуция, переработанное Чжу Си, представляло собой консервативное догматическое течение религиозно-идеологического плана. Религиозные аспекты переплетались в конфуцианстве с философскими, этическими и политическими учениями. В средневековой Японии получило распространение так называемое неоконфуцианство. Особенно привлекательным неоконфуцианство оказалось для дзэнских монахов, увидевших в нем полезное мирское дополнение своей религии. Поэтому конфуцианские доктрины быстро вошли во взаимодействие с дзэн-буддизмом, еще раньше, чем они были одобрены императорским двором Киото. Буддийская «легкость смерти» гармонично сочеталась с конфуцианской нравственной чистотой, чувством долга и духом самопожертвования, которые ставились японскими конфуцианцами на недосягаемую высоту. Ради этих принципов учили жертвовать всем. Смерть во имя исполнения долга считалась «настоящей жизнью». Как результат этого эклектизма было появление в Японии периода Камакура конфуцианско-дзэнских священнослужителей и монахов, получивших название «дзюсо».

Однако никакие религиозные течения, проникавшие в Японию с материка, не могли сколько-нибудь пагубно воздействовать на традиционную и самобытную религию японцев Синто. Слово «Синто» обозначалось двумя китайскими иероглифами, первый из которых в японском языке имеет чтение «ками» — бог, божество, дух, а второй — «мити» — путь богов. Но слово «ками» не было тождественно европейскому «бог», а скорее означало просто что-то «высшее». Синто жил во всех слоях общества с древности и живет сейчас. В крестьянской среде эта религия издавна была связана с сельскохозяйственными сезонами и сбором урожая, в господствующей среде японского общества Синто играл значимую роль в ритуальной и политической жизни ведущих родов. В течение периодов Нара и Хэйан синтоизм выкристаллизовался как религиозная система императорского дома, которая обосновывала законность власти императора и базировалась на мифах и ритуалах. Вновь прибывавшие религиозные воззрения уживались с местной глубоко национальной религией японцев, укоренившейся в их сердцах и мыслях, и мирно сосуществовали с ней, находясь во взаимодействии. Даже после того как буддизм безоговорочно был принят господствующим классом Японии, и Синто на какое-то время переместился на второй план, национальная религия японцев продолжала, как и прежде, пользоваться особым покровительством императорской семьи и не потеряла своих позиций в народе. Тем и хороша Япония, что на ее почве новые религии ущемлены не были. Возможно, это было связано с культурой Китая, укоренившейся на островах. Во всяком случае, восточное религиозное единство восточных народов являло собой духовную целостность (христианство, проникшее на острова в середине XVI века и подвергшееся затем гонениям правителями сёгуната из-за опасности для суверенитета Японии, не в счет). Религиозные течения в Японии переплелись между собой, дополняя друг друга, образовав своеобразный, нигде более не встречающийся синкретизм, чего нельзя сказать о Европе, где протестантизм никак не мог и не может ужиться с католицизмом, а католицизм находится в противостоянии с православием.

Святилища Синто со своими землями и материальными ценностями не могли, естественно, сравниться с будцийскими монастырями ни по политическому влиянию, ни по силе экономического воздействия на жизнь страны. Однако между, казалось бы, различными религиями — местной языческой и мировой, привнесенной извне, не было такого непримиримого антагонизма, которым характеризовались отношения в европейском христианстве. Вытеснение Синто с передовых позиций духовной жизни Японии ни в коей мере не означало его деградации, в том числе и в высших слоях японского общества.

Местная религия просто приспособилась к сложившимся условиям, а буддийские теологи разработали для синтобуддийского синкретизма несколько концепций, отвечающих интересам и Синто и буддизма, не противоречащие ни догмам буддизма, ни положениям синтоизма. Приспособиться к Синто было и в интересах буддизма. Нужно было не терять приверженцев, а преумножать их. Победила гениальная идея сосуществования религий. В процессе многовекового взаимовлияния и взаимодействия двух вероисповеданий, начиная примерно с XIII века, в Японии появилось несколько категорий синтетических культов, почитавших равным образом местных и привнесенных божеств.

^{Бог войны Хатиман, изображенный как бодхисаттва}

Сближению Синто и буддизма особенно способствовали две уже упоминавшиеся буддийские школы, получившие распространение в среде киотоской аристократии — Тэндай и Сингон. Тэндай, базировавшаяся на храмовых традициях и трудах синтоистских священников, выработала концепцию «санно Синто» и «санно итидзицу Синто», а Сингон — концепцию так называемого «рёбу Синто», то есть «двуединого Синто». Согласно одной из догм секты Сингон, вся вселенная есть не что иное, как проявление Будды, что легко позволяло отождествлять его с божествами Синто. Местные синтоистские божества рассматривались как защитники буддийского вероучения, в то же время, нуждаясь в спасении со стороны Будды. Синтоистские боги наделялись особенностями буддийских бодхисаттв [3] , в то время как пантеон буддизма пополнялся принятыми в него божествами синтоизма. Синтоистский бог войны Хатиман, например, был признан буддийским духовенством бодхисаттвой (Дайбосацу — Великий бодхисаттва) и получил имя Дайдзидзайтэн. За то, что он якобы помог в конструировании и установке статуи Великого Будды в Нара в 749 году, Хатимана стали считать покровителем буддизма. Богиня солнца Аматэрасу Омиками была объявлена приверженцами секты Сингон воплощением верховного космического будды Вайрочана (Махавайрочана), по-японски Дайнити. В этом и заключалась основная идея двойного пути Синто. В связи с вышесказанным, не возбранялось участие одних и тех же верующих в церемониях Синто и обрядах буддизма, а почитание синтоистских божеств было равнозначно почитанию будд, имевших облик богов Синто.

3

Бодхисаттва — буквально: существо с пробужденным сознанием; в буддизме — существо (или человек), которое приняло решение стать буддой для блага всех существ.

Другая концепция синкретичной синтоистско-буддийской религии включала в себя положения и культы, которые сформировались в таких главных храмах Синто как Кумано сандзан, Ивасимидзу Хатиман и Касуга. Так как Синто находилось во взаимодействии и с конфуцианством, и с даосизмом, оно благодаря им обогатилось в философском и этическом отношениях.

В основе древнего культа Синто стояло почитание сил природы или персонифицированных божеств, природных феноменов, мифологических богов, местных божеств и предков, героев японской истории. Почитание и обожествление всего существующего на земле, как уже отмечалось, являлось характерной чертой анимистического мировоззрения, и было типичным для ранних форм религии народов мира. Анимистические и тотемистические (вера человека в родство с животными и растениями) представления были чрезвычайно широко распространены на ранней стадии развития человечества, в том числе и на территории Японии. Созданные воображением человека многочисленные божества и духи разделяли мир на две части: реально существующий и невидимый — мир таинственных сил, довлеющих и управляющих всем живым и неодушевленным на земле. Всякое столкновение с неизвестным, неординарным, природные катастрофы — извержения вулканов, землетрясения и цунами, тайфуны и пожары, болезни и несчастья, неудачи на промыслах, неурожаи, голод и смерть — ставили мысль человека в тупик, заставляли его искать объяснение непонятному. С другой стороны, стремление обеспечить себе благополучие и обезопасить от несчастий вынуждало людей искать способы для умилостивления сверхъестественных существ. Поэтому все, что обладало необычной силой и не могло быть объяснено человеческим разумом рассматривалось в Синто как божественное, как предмет поклонения и именовалось «ками» или «микото» — божество.